, уважил, но ты не свободен. Повторю тебе: Гнур – имя его, – заговорила угрожающе Адму, глядя сверху вниз на таёжного мужа. – Твоё оружие, твоя лодка, шкуры и твоя жизнь принадлежат по праву нам. Твой сын тоже наш должник. Сейчас ты встанешь и медленно снимешь одежды. Потом то же сделает твой сын. Голыми понесёте кабана на поляну. Тебе всё ясно, таёжный воин?
Муж выполнил в точности приказ Адму. К её ногам легли: пояс, схожий с верёвкой, сложный плетением из кожи трёх цветов, на концах пояса – шарики из кости; высокие сапоги со шнуровкой, из шкур оленей; штаны из козьих шкур, мехом внутрь; куртка до середины бёдер, пошитая из медвежьих шкур тем же манером; зелёная тканая рубаха с красным вышитым узором на рукавах и понизу. Оружия в одеждах не оказалось. Подросток тоже угрюмо сложил свои, схожие с отцовскими, но сильно ношенные, в заплатках, одежды, явно с чужого плеча, лишь подогнанные под рост.
– Слышь, доблестный воин? – Полакка пренебрежительно указал на одежды подростка. – Ты почто так сына, да ещё и единственного, лихо приодел? Себе-то справил ладные штаны. А на его одеждах… места живого нет. Заплатка на заплатке.
– Традиция у нас такая таёжная. Одежды геройски почившего на поросль справлять. – Муж не стеснялся своего обнажённого вида, не пытался прикрыть причинное место руками. Говорил же глядя поверх голов, в ясное голубое, с кудрявыми облаками небо. – На сыне одежды брата моего старшего. Брата убила ваша одноглазая храбрейшая дева, у болота… в двадцати днях пути отсюда.
– Хорошая традиция. Надо и у нас такую завести. А то почём зря одежды покойных на поминальных тризнах сжигаем, – проговорил словно бы про себя жрец из долины.
– Это он про мать Нети говорил? – Адму вопросительно подняла брови.
– Похоже, сказывал про неё и про её последнюю битву у гиблого болота, – хриплым голосом отозвался Полакка. – Тогда мать Нети со своей тысячей положила две тысячи таёжных. Там и нашли её отряд, у болота, пирующим. Как сказывали потом вестовые, они поедали…
Однако договорить Полакке вождь северных не дала. Резким жестом приказала встать с земли обоим посвящённым. «Таёжный торговец» медленно поднялся с колен. Теперь на нём из облачения остался один только амулет воина. Нагота явила северным ровный шрам на рёбрах и на левом плече – глубокой ямочкой, как от стрелы. Спина таёжного мужа оказалась чиста.
– Кажется, твои слова о том, что ты воин, не так пусты, как твои обещания мира. – Гнур тыльником клевца ворошил одежды, ища утаённое оружие.
Подросток вскарабкался на величественный кедр, перекинул степную конопляную верёвку через толстую ветку. Его отец закрепил сложным узлом за скамью лёгкую кожаную лодку, и совместными усилиями таёжный чёлн исчез из виду, остановившись в густых ветвях.
– Полакка, ну что, не видно с реки лодку?
Расхаживающий по берегу Полакка поднял руку.
– Если только заранее знать, куда смотреть надобно, тогда увидишь… Костёр бы потушить. Ранху отправим прибраться за таёжными торговцами?
Знатный из северных никак не хотел переменить надменное отношение к новообращённым. Из-за его широкой спины показалась плётка. Адму выставила левую ладонь. Полакка повиновался, спрятал плётку за пояс. Это заметил таёжный муж, стоящий под кедром в ожидании дальнейших указаний вождя.
Адму снова оглядела шрамы мужа, вернулась взглядом к выбеленному мёртвому дереву. Пощёлкала языком, о чём-то раздумывая.
