Система градации стоимости жизней, о которой достоверно знали только те немногие, кто имел доступ ко внутренним базам Ордена, была притчей во языцех и одним из главных поводов для ненависти к его адептам во времена империи. Одним из постулатов Ордена, согласно Книге Звёзд, было понимание того, что одна жизнь никогда не стоит двух. Жизнь, которая угрожает двум другим, может быть оборвана без моральных терзаний. Тысяча может быть оборвана в угоду миллиону.
Но существовали исключения. Люди, чья жизнь давала жизнь многим другим, и чья жизнь стоила больше жизней других. Для таких-то и была придумана классификация, о которой Кален говорил теперь.
— Классификация устарела, — сухо произнёс Анрей, явно недовольный тем, что его ткнули носом в это обстоятельство. – Она принималась, когда Инэрис Магдаро служила Ордену и была приближённой Императрицы с богатыми перспективами в управлении империей. Империи больше нет и Инэрис не нужна никому, кроме себя самой.
— Классификация, безусловно, устарела, — со свойственным ему спокойствием согласился Кален. – Теперь мы имеем дело с одним из последних доверенных людей Авроры. С одним из немногих, кто может знать любые её коды и пароли, её секреты и манеру мыслить. Согласен с тобой, её значения для Ордена требует переоценки. А тот факт, что ты знал о её существовании и не доложил Ордену – более чем удивителен.
Анрей сверкнул глазами на спутника. Он был на голову ниже его и казался более хрупким, но выражение его лица делало его вид в разы более опасным. Впрочем, Калена, казалось, ничуть не волновало то, с каким опасным противником он имеет дело. Его взгляд оставался таким же пустым и равнодушным как полчаса назад, когда он вёл переговоры с девушкой, которую давно считал мёртвой и которую мечтал встретить все прошедшие сотни лет.
— Меня также удивляет тактика твоего поведения в отношении магистра ордена Мадо, — продолжал он.
— Как ты верно заметил, адепты Ордена Вселенной подлежат уничтожению во всех регионах галактики кроме тех, которые находятся под их защитой.
— Твоя дальновидность не может не подсказывать тебе, Анрей, что младший магистр отличается от простого адепта. Его смерть или причинённый ему дискомфорт чреват настоящей войной.
Анрей фыркнул.
— Магистр Галактион никогда на такое не пойдёт. Истории о том, что он желает воцарения Хаоса, можешь оставить для посторонних. Он слишком миролюбив… и мягкотел.
Впервые за время разговора Кален улыбнулся, но, когда взгляд его упал на собеседника в нём была только грусть. Свои пристрастия и убеждения Кален давно уже решил держать при себе. И предупреждать Анрея о том, как он может ошибаться, Кален тоже не хотел.
— Я полагаю, тобой движут не интересы ордена, а личные пристрастия, — всё же признался он.
— Я то же самое полагаю о тебе. Следует ли мне составить новую петицию в Отдел Коррекции?
Кален вздрогнул. Плечи его невольно напряглись, а выработанное столетиями хладнокровие дало сбой.
— Нет, — когда он заговорил, ему удалось выдержать привычный холодный тон. – Можешь не сомневаться, что мои личные интересы не выйдут за пределы Ордена. А мои знания – за пределы этой миссии.
Кален говорил праву. Сколько бы времени он не провёл в Ордене, но так и не научился вести подковёрной игры. Он пришёл в Орден не по своей воле, но он всегда об этом мечтал. Кален верил в то, что служить Ордену – значит служить жизни в обитаемых мирах.
