Читать онлайн Александр Адерихин - Танцы под радиолло. История одной истории

© Александр Адерихин, 2024

ISBN 978-5-0062-4429-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Третья мировая война областного масштаба

или

Танцы под радиолло

Игра в правду

В 1947 году в Калининградской области действительно разразилась Третья мировая война. К счастью, шла она только в головах жителей трофейной советской территории. Тем не менее, последствия придуманной мировой войны областного масштаба были настолько серьёзны, что местный обком ВКП (б) провёл своё подробное расследование, изучив, как родился слух о войне и как он распространялся. Материалы этого расследования сегодня хранятся в фондах Государственного архива Калининградской области. Именно там на них и наткнулся автор.

Практически все эпизоды, описываемые автором, имели место в действительности. Правда, в разное время и с разными, никак не связанными друг с другом людьми. Даже история трёх лилипутов, единственных оставшихся вне подозрения Госбезопасности – правда.

Памятник коню Темпельхютеру до сих пор стоит в Музее Коневодства при Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве. Эпизод в гостинице №1 нагло содран автором, вплоть до диалогов, из фельетона в газете «Калининградская правда» за 1947 год. Это всё правда, как и многое другое в этой книжке. Для того, чтобы герои этой истории говорили так, как они говорили в то время, автор провёл немало часов в архивных фондах, изучая протоколы собраний, письма, воспоминания и официальную переписку.

Автор всего лишь придумал никогда не существовавших персонажей, которых бросил в кипящий бульон из собственной фантазии и исторической реальности. В результате получилось что-то, чего не было в действительности, но что отражает дух того потрясающего времени, как его почувствовал автор.

Добро пожаловать

или

Да не была она беременной

Главный редактор посмотрел на портрет Сталина за своей спиной, одёрнул полы серо-зелёного пиджака с набивными плечами.

– Ты пойми, Александр Сергеевич, – перейдя на шёпот сказал он Подпаскову, – это – непотопляемый советский авианосец у самых берегов империализма, сталинский стальной штык, направленный прямо в подбрюшье загнивающей империалистической Европы…

Главред покормил рыбок в аквариуме и снова одёрнул полы пиджака: «А на палубе этого могучего авианосца окопались гниды ползучие… Пятна ржавчины появились на крепком стальном штыке…».

Подпасков положил ногу на ногу. Ему показалось, что так легче терпеть позыв к мочеиспусканию.

– Мы долго терпели! Но сегодня в городах и сёлах, – Главред прошёлся по кабинету, остановился у статуи чугунного сталевара, пристально посмотрел статуе в глаза, – развиваются красные стяги – символы величия и могущества советского государства. Нет больше Восточной Пруссии, этого плацдарма разбойничьих набегов на славянские земли, на нашу Родину!

Подпасков и поменял ноги и подумал: «Нет, не дотерплю».

Он вспомнил, как совсем недавно, на Первомай, главный редактор демократично зашёл в их кабинет, поздравить отдел писем с праздником. Главред уже был не трезв. Он сел рядом с Подпасковым, которого спьяну назвал платиновым боевым пером советской журналистики. Они здорово набрались. Главред разоткровенничался. Он стал вспоминать, как редактировал дивизионную газету в Первой конной. Он со смехом рассказал, как своими руками расстрелял прикомандированного к газете «спеца» – литсотрудника, учителя какой-то сельской школы, за три допущенные на первой странице опечатки.

– Жалко, что сейчас так нельзя, – смеялся главный редактор, – был бы полный порядок в газете.

Главред достал из кармана модного, с плечами, пиджака клетчатый носовой платок, протёр нос чугунному сталевару и глядя в его пустые чугунные глаза, сказал: «Ситуация очень серьёзная».

По ковровой дорожке он подошёл к сидящему в кресле напряжённому Подпаскову. Опять одёрнул полы. Подпаскову показалось, что в кармане пиджака редактора что-то зашевелилось: «Нет, не дотерпишь…».

– Представляешь, Александр Сергеевич, – Завотписем снова заговорил шёпотом, – среди местных товарищей выявлены отдельные серьёзные недостатки в большом количестве. Укрепляются среди переселенцев слухи. Слухи эти особо вредные. Количество «обратников» возросло втрое. Бегут некоторые несознательные переселенцы, отправленные партией осваивать новую советскую землю, бегут обратно на Родину. А такого позорного явления, сам понимаешь, мы допустить не можем. Надо дать решительный отпор отсталым настроениям. Поэтому поезжай, в этот Кёнигсберг, мать его. Напиши об этом статью. Помнишь, как ты с фронта про дезертиров писал? Вот также и здесь надо. Со всей своей журналистской ершистостью, как ты умеешь…

«А может и дотерплю», – Подпасков снова поменял ноги.

Главред присел на стол, положил руку на шевелящийся и рычащий карман: «Важная задача, поставленная перед тобой партией».

«Нет, не дотерплю», – Подпсков напрягся.

Подпасков посмотрел на портрет Сталина. Крамольная мысль родилась там, где у Подпаскова всегда зарождались мысли, за которые ему было потом стыдно – в животе, где-то чуть выше пупка. Он представил, как во время Курской битвы у Сталина идёт важное совещание. На важном совещании Сталину нужно принять важное решение, куда двигать полки и дивизии. Генералы сидят, маршалы. Ждут. А Сталину надо пописать. Терпеть сил никаких нет. И вот он идёт и писает. А пока он писает, сотни людей умирают.

«Надо бы завязать с водкой», – подумал про себя Подпасков.

– Ты мне всю цепочку проследи. Изучи, как эти самые слухи живут. Кто их, мать их, рождает, как они в головах советских людей устраиваются, как мозг им сжирают, как из башки в башку переползают, чем кормятся, чем в гальюн ходят… – Главред говорил о слухах, как о живых.

– Внимательно изучи, Александр Сергеевич. Сегодня эти слухи работают против Советского Союза, а завтра мы им сами работу найдём… Понял? Работать будешь вместе с товарищами из МВД. Ну иди, оформляй командировку… Вижу, ерзаешь весь. Не терпится?

– Не терпится. – честно сказал выскочивший из кресла Подпсков. Он пожал редактору руку, торопливо пошёл к выходу.

– Заткнись, сука! – вдруг заорал за его спиной редактор и с силой стал лупить себя по боковому карману пиджака. В кармане что-то визжало, гавкало, пищало.

Испуганные рыбки в аквариуме заметались от стены до стены. Из кармана редакторского пиджака выпрыгнула маленькая собачка. У собачки была голова Гитлера. Таких гитлеров-собачек Подпсков видел на карикатурах Кукрыниксов в «Правде». Собака-Гитлер больно схватила Подпаскова за ногу, порвав штанину.

– Гитля! – заорал главный редактор, – быстро на место!

Гитля ещё сильнее сжал челюсти. В дальнем углу кабинета ожил чугунный сталевар. Размахивая своим металлическим «посохом», он попёр на маленького Гитлю, случайно разбив аквариум. Вода вместе с рыбками плюхнулась на паркет. Размахнувшись, сталевар заорал: «В голову и в хвост!».

– Товарищ, товарищ…

Кто-то тряс Подпаскова за плечо. Поезд стоял. За окном вагона топали сапоги бегущих солдат, невидимых в темноте. Прямо под окном военный в зелёной фуражке орал: «Пулемёты в голову и в хвост поезда, что непонятно, Побегайло?!»

– Приснилось что? Кричали… Сильно кричали… Ногой дрыгали, об дверь ударились… Приснилось что?

Попутчик Подпаскова, рыжий мальчишка в форме лейтенанта – лётчика ласково подвинул стакан с чаем. В стакане мелодично звякнула чайная ложка. От звона ложки Подпаскову ещё больше захотелось в сортир.

– Где это мы? – спросил он, ещё не проснувшийся.

– В Белоруссии, на границе. – ответил жизнерадостный мальчишка-лётчик, – сейчас в Литву въедем. Тут проводник приходил. Говорил, что бы окна и двери закрыли и не открывали никому, пока до этого, как его… Эйдткунена не доедем. Ну и если есть тяжёлое что, чтобы под рукой держали.

Мальчишка-лётчик пододвинул к себе портупею с кобурой.

– Такой он, – жизнерадостно подытожил мальчишка, – поезд «пятьсот весёлый» Москва – Калининград.

«Пятьсот весёлый» медленно покатился в темноту. Подпасков вышел в коридор. Проводник закрывал окна и опускал брезентовые шторы.

– Вы бы, товарищ, не выходили из купе…

– Туалет откройте, – приказал проводнику Подпасков.

– А это мы с пониманием, – засуетился проводник, перебирая связку с ключами и провожая Подпаскова к туалету.

Подпасков облегчился. Нажал на слив. В открывшуюся чёрную дыру вагонного унитаза влетела вонь креозота. Подпаскову стало страшно.

– Не задерживайтесь, товарищ, – проводник вежливо постучал в дверь туалета.

Подпасков вышел. Проводник закрыл за ним дверь на ключ. Подпасков порылся в карманах, нашёл папиросы, вставил одну в рот. Спичек не было. Проводник уже ушёл. В тамбуре кто-то засмеялся. Подпасков нажал на ручку тамбурной двери.

Их было трое. Двое мальчишек в гимнастёрках учеников ремесленного училища и совсем ещё девчонка. Один из мальчишек – толстый, выставил голый зад в открытое окно. Второй, блондин с тонкими одухотворёнными чертами лица и с серыми кругами под глазами, громко смеялся над шуткой друга. Девушка смущённо фыркала. Она была месяце на восьмом – беременности. Увидев Подпаскова толстый хихикая натянул штаны: «Показали лабусам русский характер!»

«Голый зад ты, идиот, темноте показал, а не русский характер!» – подумал про себя Подпасков и попросил у одухотворённого прикурить.

– Конечно, товарищ. – жизнерадостно откликнулся одухотворённый и чиркнул зажигалкой.

Подпасков выпустил струю дыма в сторону от беременной девчонки: «Вы бы, милая, не стояли здесь, курят… Для ребёночка плохо…».

– Конечно, товарищ. – также жизнерадостно откликнулся одухотворённый. Подпасков почувствовал в этом повторяющимся «конечно, товарищ» издёвку.

– Пойдём, милая, – Одухотворённый взял девушку за расплывшуюся талию.

– Конечно, товарищ. – звонко ответила одухотворённому беременная. Троица удалилась в пристыкованный к купейному общий вагон.

При подъезде к Калининграду по поезду прошли пограничники с собаками. Они проверяли у пассажиров разрешения на въезд в запретную зону. Прочитав в разрешении Подпаскова его фамилию и название газеты, немолодой капитан встал по стойке смирно и с улыбкой отдал честь: «Читаем, читаем…».

– Да будет вам! – Подпасков замахал на лейтенанта руками, покраснел, глупо улыбнулся.

– Подъезжаем! – объявил идущий по коридору проводник, – Калининград-Южный!

Подпасков посмотрел в окно. За окном то, что когда-то было городом. Сейчас это были руины до самого горизонта. Иногда поезд пересекал узкие дороги, проложенные среди завалов. Дороги были забиты людьми, прижимавшимся к развалинам, когда мимо проезжали машины. Проехав мост над рекой, поезд резко сбавил ход. Машинист дал длинный гудок. Состав шёл в опасной близости от группы немецких пленных, разбиравших завал вдоль железнодорожного полотна. Немцы прекратили работу, чтобы пропустить состав. Они стояли так близко к вагону, что Подпасков из окна мог бы дотянуться до них рукой. Подпасков видел их лица. Усталые, худые, серые или красные от кирпичной пыли, грустные, пустые, напряжённые, небритые…

Мальчишка-лётчик, не успевший повоевать, с детским восторгом рассматривал пленных.

– Первый раз их вижу живьём, – жизнерадостно сообщил он Подпаскову, – до этого – только в кино и в газетах!

Длинный немец, серый от недоедания и пыли, осторожно помахал Подпаскову и мальчишке-лётчику рукой.