– Вкратце, это вся история, – подытожила Влада.
Она не собиралась изливать душу, тем более Терезе, простоватой деревенской подружке, с которой не виделась столько лет, но так получилось: одно зацепилось за другое, и рассказ полился сам собой.
Теперь Влада была счастлива, что решила не ночевать на Белой даче. После холодного пустого дворца почти сказочная хатка Терезы с самоткаными половиками, накрахмаленными кружевными занавесками и десятком детских босоножек у порога казалась самым уютным местом на свете.
Отреставрированная Дача пахла мрамором, лаком и кожей, а домик Терезы – вековым бытом, заботой и лаской. Зачарованная запахом, Влада стояла под кухонным окошком избушки, пока Тереза, пышнотелая рыжуха с косой до пояса, раскрасневшаяся от готовки, с пятнами муки на щеках, не увидела ее сквозь запотевшее стекло. Тереза замерла, не веря своим глазам, потом спохватилась и замахала руками, приглашая гостью войти.
На кухне за столом, накрытым потертой клеенкой, пятеро детишек уплетали вареники с вишней. Младшему, Павлику, было не больше двух, а старшей, Кате, уже стукнуло семь – все племяшки Терезы, дети ее старших сестер. Увидев незнакомку, малышня на мгновение замолчала, а потом продолжила трещать. Они лупили друг друга, перестреливались вишневыми косточками, на громкость прихлебывали молоко из кружки, и когда, наконец, под Терезино крепкое словцо выскочили из кухни, тишина показалась Владе неестественной.
Уложив племянников спать, Тереза поставила перед подругой миску с вишнями, крупными, как перепелиные яйца, и, подперев щеку кулаком, сказала:
– Начинай.
Пока длился рассказ, за окошком маленькой избы с тремя аляповатыми, как заплатки, пристройками, разлилась ночь, теплая, лунная, наполненная стрекотом сверчков и кваканьем жаб. В стекло бились мотыльки, еще один порхал возле зажженной электрической лампочки, свисающей с потолка.
Спустя полтора часа рассказ закончился, а Тереза так и сидела с подпертой щекой.
– Теперь твоя история, – выдержав паузу, напомнила Влада.
Тереза, наконец, выпрямилась, потирая щеку с розовым пятном от ладони.
– Ну, я окончила кулинарный техникум, осенью начну работать в очень престижном кафе у дяди в Ошмянах. Как-то так… – Она несколько секунд рассматривала свои пухлые мозолистые руки, затем принесла из погреба бутылку из-под водки, наполненную смородинной настойкой, и разлила багряную жидкость по жестяным кружкам.
– Не могу поверить, что Сима не сказала тебе про Илону и Марка. – Тереза, смахнув слезу, за раз осушила кружку. – Как она могла?.. Почему… Даже твоей матери не сказала – своей родной сестре…
Влада сделала глоток, но воспоминания о Марке вызвали во рту такую сильную горечь, что от нее не спасла даже приторная настойка.
– Расскажи, как они погибли, – попросила Влада.
Тереза тяжело вздохнула и приложила руку к крестику, висящему у нее на шее.
– Это случилось три года назад, в Невестину ночь. – Она хотела добавить еще что-то, но, всхлипнув, спрятала лицо в ладони.
Влада прислонилась к стене, в груди разрастался твердый комок слез. Невестина ночь была любимым старопрудовским обрядом – ее, Илоны и Марка.
Легенда гласила, что когда-то на месте Белой дачи стоял обычный деревянный дом, и жил в нем Иван, работящий, но бедный парень. Однажды осенью, после проливных дождей, недалеко от Ивановой хаты застряла карета, в которой ехали пан с дочерью. Иван вызвался подсобить, увидел в окошке панскую дочь – и влюбился без памяти. Марыся тоже полюбила Ивана, только пан не захотел отдавать любимую дочь за бедняка, у которого кроме ветхой избы был только яблоневый сад, да и тот не давал плодов. Или ты, сказал пан Ивану, за год построишь дом не хуже моего, или отдам Марысю за другого.
