Танец фавна - страница 19

– Познакомься, Габриэль, это…

– А мы уже знакомы, – заулыбалась девушка.

– Правда? Мы с Люси когда-то вместе работали в магазине Bon marché.

– Да, только я всегда хотела танцевать. Частные уроки брала, но мне сказали, что путь на сцену для меня закрыт. Ноги уже не те, – призналась Люси.

– Но она все равно попала на сцену! Только в качестве фигурантки! – с гордостью за подругу сказала Николь.

– Тогда понятно, откуда вы знаете Нижинского, – заметил Ленуар.

– Вацлав – гений. Среди французских фигурантов его не воспринимают всерьез, потому что он почти ни с кем из нас не говорит, а все репетиции «Фавна» проводит наверху со своими. Но он русский Вестрис, и я очень надеюсь, что в следующем балете он задействует и нас.

– Наверное, за это время он вернется в Россию и наберет там новых танцовщиков, – сказала Николь.

– А он не вернется в Россию.

– Что вы этим хотите сказать, мадемуазель? – спросил Ленуар.

– Нижинский не может вернуться в Российскую империю, потому что его уволили из «Императорских театров» за то, что он вышел танцевать в одном трико перед императрицей. А все танцовщики без государственного контракта подлежат мобилизации на воинскую службу.

– Возможно, воинская служба пошла бы ему на пользу, – сказал Ленуар, заранее зная ответ. Воинская обязанность коренным образом изменила его собственную жизнь, но это еще не значит, что она одинаково всем полезна.

– Это бы разрушило его карьеру. Он ведь не воин, а танцовщик, – со знанием дела заметила Люси. – С тех пор он разъезжает по европейским турне и боится, что, вернувшись в Россию, его призовут. Дягилев обещал помочь с отсрочкой, но говорят, что на самом деле он предпочитает удерживать своего солиста при себе.

– Так, значит, Нижинского уволили за трико?

– Говорят, что против него царскую семью настроила сама Матильда Кшесинская, – продолжала рассказывать Люси, радуясь, что она может блеснуть такими подробными знаниями о русском балете перед подругой и перед представителем полиции.

– Кшесинская – это самая знаменитая балерина в России, – пояснила Николь.

– Да, до Нижинского она была единственной примой, которая управляла театром по своему усмотрению. Сама выбирала себе балеты, сама решала, как распределить роли. Но с приходом Фокина и Нижинского все изменилось. Они создали сольный мужской танец, которому аплодировал не только раек, но и партер. А партер и ложи Кшесинская считала своей собственностью. Двум звездам в русском балете не было места на одной сцене. Особенно двум звездам польского происхождения…

– А сестра Нижинского осталась с братом?

– Да, она тоже уволилась и поехала с Вацлавом выступать в антрепризе Дягилева. Говорят, что в нее влюбился Шаляпин, но она его отвергла. Или он ее отверг, потому что был женат. В любом случае Броня сейчас нашла ему замену среди русских танцовщиков.

– Это был Чумаков? – спросила Николь.

Когда официант вынес Фокину на террасу кафе «Отеля де монд» чай с бергамотом, Ленуар заметил, что на столе уже четыре пустых чашки севрского фарфора.

– Ах, наконец-то! Я вас жду с самого утра, мсье Ленуар! Каждый день думаю, что хуже быть не может, но каждый день готовит мне все новые и новые сюрпризы. Похоже, что теперь меня допрашивают в последнюю очередь, – сказал Фокин, подзывая официанта. – Уберите уже, наконец, пустые чашки!

Французский господина хореографа находился еще в стадии активного изучения, поэтому вместо «уберите» Фокин сказал «поднимите». Официант сначала не понял, что от него требуют, поэтому просто поднес последнюю чашку чая прямо к губам клиента. Последний закатил глаза и показал жестами, чтобы чашку опустили перед ним на стол. Официант пожал плечами и исполнил приказ. Эти русские такие капризные, никогда не знаешь, что им взбредет в голову. Ленуар не стал вмешиваться в инцидент.