Танец фавна - страница 20
– Господин Фокин… – начал он.
– Вы уже наверняка допросили Нижинского, да?
– Нет, в первую очередь я допрашиваю вас.
Фокин сжал губы, вытянул их в трубочку и скрестил перед собой руки.
– Что вы делали вчера с четырех до восьми? – спросил Ленуар.
– Вы что, смеетесь надо мной? – Фокин удивился, но его руки продолжали сжиматься на груди. – Я главный хореограф антрепризы Дягилева. Я репетировал!
– Отлучался ли кто-то из ваших танцовщиков во время репетиции?
– Я следил только за теми, кто был в это время на главной сцене.
– Какой спектакль вы репетировали?
– Как какой? «Дафниса и Хлою». Нам еще осталось поставить несколько заключительных сцен… А премьера уже на носу. Потом мы прошли «Синего бога» и «Жар-птицу», но «Жар-птицу» – только для поднятия общего духа. Труппа танцует этот балет уже полтора года.
– Разве вы еще не поставили свой балет? Нижинский в нем тоже участвует? – спросил Ленуар.
Фокин молча посмотрел на Ленуара, словно подбирая правильные слова так, чтобы французскому полицейскому сразу все стало понятно:
– У меня было недостаточно времени для постановки «Дафниса и Хлои». Не-до-ста-то-чно! Так и передайте Дягилеву! У Нижинского была возможность репетировать свой балет более сотни раз! А мне специально не дают репетировать.
– Кто вам не дает репетировать? – спокойно спросил Ленуар.
– А вы спросите у Сергея Павловича, кто не дает мне репетировать. «Дафнис и Хлоя» – это самый первый балет, который я хотел поставить. Еще с тех пор как увидел в Гостином Дворе у Вольфа в Петербурге книгу Лонгуса «Дафнис и Хлоя». Можно сказать, что весь мой путь балетмейстера начался с этой истории любви пастуха и пастушки на острове Лесбос… Я ходил в Публичную библиотеку к Стасову. Тот сказал, что до меня никто, слышите? никто из хореографов не изучал книги о греческих танцах и вазовой живописи. Да что я с вами тут лясы точу, вы француз, вам не понять! – Фокин отхлебнул чая и поморщился.
– Вы испытываете профессиональную ревность к Нижинскому, тут как раз все очень понятно, – заметил Ленуар, заказав себе кофе.
– Профессиональную ревность? Нет, меня мучит не это. Меня мучит чувство несправедливости. Я поставил танец Фавнов задолго до Нижинского, еще в балете «Ацис и Галатея». И это был настоящий танец с акробатическими номерами, а не эти плоские фигуры на сцене, которые изобрел Нижинский, – ответил Фокин, снова скрещивая руки на груди.
– Из-за того что в программе «Русских балетов Дягилева» премьера его балета состоялась раньше премьеры «Дафниса и Хлои»? – спросил Ленуар.
– О каких «Балетах Дягилева» вы говорите? Насколько мне известно, Дягилев – импресарио, а не балетмейстер. Это мои балеты, а не балеты Дягилева. Разве Дягилев поставил «Половецкие пляски»? Нет, он просто предложил показать мой балет в Париже. Дягилев – мастер изменять названия. «Клеопатра» – это часть балета «Египетские ночи». «Сильфиды» – это мой балет «Шопениана». Или, может, «Жар-птицу» тоже создал Дягилев, а не мы со Стравинским сидели и одновременно сочиняли музыку и балет?
– Я не так хорошо разбираюсь в балете, мсье Фокин, но без Дягилева ваш балет бы никто в Париже не увидел, разве не так? – спросил Ленуар.
Фокин глотнул чай и на этот раз решил добавить в него ложку сахара.
– Я не спорю, организатор он превосходный, но это не дает ему права присваивать свое имя чужим балетам. Его дело – финансовая сторона. Для меня деньги важны, но стать частью истории – еще важнее. А Дягилев лишен творческого начала, поэтому хочет его купить, присвоить. Сам он не способен на творчество, поэтому паразитирует на других. Вам может показаться, что я позволяю себе резкости, но условия проведения этого сезона окончательно убедили меня в том, что он будет для нас с моей женой Верой последним в антрепризе Дягилева. Хватит обманываться и ходить у него в холопах.