Я понимал, что специфика службы в уголовном розыске, не могла не трансформировать восприятие им людей. Да и как по-другому, если ежедневно сталкиваешься с всевозможными пороками, постоянно варишься в негативе – убийства, грабежи, подлость, злость, враньё… Отсюда подозрительность, и стереотипы мышления. Во всех видит потенциальных злодеев.
– Поверь, не стоит он того, – полковник перевел взгляд на печку и добавил: – ни разу не стоит.
– Дружище, а тебе не кажется, что ты подвергся профессиональной деформации? Сверхконтроль, подозрительность и все такое…
– Не кажется. Это называется опыт. Исключений не встречал. Все одним миром мазаны, – Волгин решил вернуть мяч на мою половину: А ты? А ты сам, бывший контрразведчик, – разве не изменился на службе, профдеформации, как говоришь, не задела?
– Не-а. Не успел. К несчастью, а может к счастью, получилось, я наступил на хвост адмиралу из штаба флота, тогда меня серьезно подставили и дали коленкой под зад. Это было самое малое, на что я мог рассчитывать. Худший вариант – срок. Время было стремное, сам помнишь. В обстановке всеобщего развала и повального воровства, – было еще до Сердюкова с Васильевой – люди старались утащить побольше. Вот, тогда, при расследовании хищений оружия, я и задел интересы, одного крученого адмирала, который готовился к пенсии, деньги, прилипали к нему от всего: в том числе и от продажи оружия ОПГ…
– Ты, что, вписался, не зная кто за всем стоит?
– Ну, не совсем. Сначала просили. Потом предупреждали.
– А ты?
– Что я? Я за справедливость.
– Позволь дать тебе совет…
– Догадываюсь, что ты скажешь – отмахнулся я. – И понять я их в общем могу, страна катилась непойми куда, вот и захотели большие звезды, урвать свое. Дачку построить, в виде дворца, да не в Североморске, или там, Мурманске, не-е-т, надо чтобы он стоял на Рублевке. Ну, или, в Сочи. Понимать, я их понимал, но сильно не одобрял. Взяток не брал, ни больших не маленьких, «за державу обидно». Весьма непростые люди увидели, что нарисовался молодой и ретивый опер, что вся их схема летит в тартарары. Но, я не в претензии, как там у Высоцкого: «скажи еще спасибо, что живой».
– Я знаю, Денис, знаю, – хмыкнул он. – Система принципиальных и честных людей не терпит. Всем приходится выбирать, как пройти по канату и не упасть…
Волгин смотрел на меня, глаза его были расфокусированы, очевидно он думал. Потом сказал:
– Дурак ты.
– Ладно тебе. Невозможно оставаться хорошим для всех.
– Иногда бывает, что цена ошибки – пуля.
Стало жарко. Я облизал губы.
– Сейчас, предпочитаю, чтобы меня считали отставным «сапогом».
– Это то, о чем я подумал? – нахмурился Волгин.
– Догадливый ты наш. Ты прав, для дела, бывает выгоднее, когда тебя воспринимают отставным «сапогом» …
Полковник засмеялся:
– И как? Получается?
– А то! Мне, нравится репутация человека «бей-беги». Люди расслабляются, и бывает, что зря …
– Вот и мне показалось, – задумчиво произнес Волгин, – что ты тоже расслабился. Не хочешь думать на два шага вперед.
– Может, ты и прав, – я вытер пот со лба, капли скатывались вниз и щипали глаза. – И на самом деле, оперативная работа, розыск, и связанные с этим движуха, мне нравятся больше, чем работа с бумагами, анализ… Для того чтобы быть хорошим следователем, нужно родиться интровертом.
– Ах вот в чем дело? – ехидно улыбнулся Волгин. – Оказывается все так просто, тебе, как экстраверту, не повезло, и, поэтому думать не хочешь. – Он передернул плечами и съехидничал: – так себе отмазка… недеформированный ты наш.
