– Пить хочется, да пока нельзя много, – старик вздохнул и, взяв со столика кубок с водой, ополоснул рот, позволив лишь нескольким каплям попасть в желудок, а остальное выплюнул в бронзовую чашу.
– Как ты, дедушка?
– Не очень, дружок. Ранение неудачное. Не знаю, заживёт ли. Так что, если захотите покинуть Асул, оставьте меня. Я не вынесу дороги, а здесь за мной присмотрят.
– Сюда придёт армия, придут и другие мародеры. Пока в городе есть хоть крупинка золота, нас не оставят в покое. И они уничтожат всех, кто встанет между ними и сокровищами. Оставить тебя здесь, значит тоже обречь на смерть, – горячо воскликнул Нишерле.
– Вот оно что, – старик задумался, на мгновение оторвавшись от книги. – Но почему ты так решил?
– Пленники сказали перед смертью. Думаю, они не врали.
– А мне, кто навещал, ничего такого не рассказали. Не хотели волновать, получается. И ты прав – вряд ли нас пощадят. Слишком много злости накопилось у тех, кто живёт за пределами Фаджула, по отношению к нам. Мне, правда, сказали, что нихайа пропала на далёком острове. Но и те, кто сейчас у власти, не проявят к нам милосердия.
– Что же нам делать?! – юноша вскочил, сжимая кулаки в бессильном гневе, и принялся ходить по комнате из конца в конец.
– Не надо, не мельтеши перед глазами, – дед сморщился. – Сядь, так ничего хорошего в голову не придёт.
Нишерле сел, кулаки разжались, и он, закрыв глаза, несколько раз глубоко вздохнул, усмиряя свой гнев. Старик снова уткнулся в книгу и продолжил чтение, не обращая внимания на парня. Тот попытался заглянуть в страницы, но разочаровано вздохнул. На пожелтевшем пергаменте струилась рукописная вязь незнакомых ему букв.
– И ты это понимаешь? – спросил он унылым голосом.
– Это старинное письмо, ходившее в Азулахаре три века назад. Им пользовались целители и травники для записи своих секретов. Непосвящённый никогда не сможет прочесть этих слов.
– Зачем прятать от людей рецепты лекарств?
– Это то, как раз и не прятали, Нишерле. Скрывали те знания, которые могли бы нанести вред.
– Здесь написано про такое? Ведь так?
Старик посмотрел в загоревшиеся мстительным огнём глаза юноши, на мгновение задумался, словно принимал некое, очень важное решение, и сказал:
– Да, это так. В этой рукописи достаточно тайн, способных принести много несчастий.
– Тогда нужно…
– Нет, не нужно! Месть, о которой ты грезишь, поражает не только того, на кого направлена, но и мстителя. Вспомни нихайу Сеитэ, да чего её довела месть?
– Значит, пусть приходят, пусть убивают, насилуют?! А мы будем терпеть и рассуждать о саморазрушении? Только не говори, что любой из нас может покинуть Азулахар, спрятаться в каком-нибудь Пешрафе или Ааре. Это не выход.
Старик вдруг скривился от боли, приложил руки к животу, и Нишерле разом опомнился, забыл о своей гневной тираде.
– Что такое? Тебе плохо?!
– Нет… нет, сейчас пройдёт. Немного разволновался, вот и заболела рана.
– Ох, прости, прости, дедушка! Я совсем забылся.
Боль немного отпустила, и раненный, облегчённо вздохнув, откинулся на подушки. Руку юноши ласково сжала его сухая, горячая ладонь. Старик улыбнулся слабой, вымученной улыбкой и проговорил:
– Я понимаю тебя. Ты молод, ты полон стремлений, ты ищешь справедливости и мести. То, что они делают с нами, с нашими женщинами, не должно оставаться безнаказанным…
– Тогда расскажи, что в этой книге такого, если она написана тайными символами?
