– Здесь не только моя заслуга, доктор. У вашей дочери потрясающая воля, стремление победить. И без моей помощи она начала бы ходить, ну, разве что немногим позже.
– Если честно, она мне не дочь, она моя воспитанница. Её родители… – Иван Сергеевич замялся, но Ута, поняв это по-своему, поспешила продолжить:
– Ох, простите, что так бесцеремонно вмешиваюсь в ваш мир. Не продолжайте, не бередите прошлое.
Стрижевский не придумал ничего лучшего, как промолчать и продолжил наблюдать за неуверенными шагами Литы. Опираясь одной рукой на плечо мужа, другой на трость, она осторожно шла по набережной. Рядом крутилась Виктория. Она то и дело пыталась помочь, поддерживала трость, когда мать опиралась на неё, и всё время подбадривала: «Мама, левой ножкой; мама, правой ножкой, мама – молодец».
Чарред и Лита весело смеялись чудачествам ребёнка, радостные улыбки не сходили с их лиц. Но Стрижевский знал, что потом она будет отлёживаться в постели, закрывшись в спальне на ключ и, кусая губы, сдерживать стон, рвущийся наружу от пронизывающей мышцы боли.
– Немного бутербродов перед обедом не желаете? – неожиданно появился Свен и поставил на столик блюдо с разнообразными канапе.
– Весьма кстати, – согласился Иван Сергеевич и отправил в рот ромбик хлеба с положенным на него кусочком варёного мяса и сыра.
– Ай, какая молодец, – повар сел на пустующий рядом шезлонг. – Сейчас нагуляет аппетит, а у меня как раз сегодня суп фасолевый с грудинкой – то, что нужно, чтобы восстановить силы.
– Вашими стараниями, дорогой друг, мы совсем избаловались. Придётся просить вашу дочь продлить контракт с нами на неопределённый срок.
– Я буду только рада. Вы щедро платите, живёте в великолепном месте и умеете составить компанию, – засмеялась Ута.
– Завтра приезжают наши соседи. Думаю, они будут рады, если вы останетесь.
– В скором времени малышу понадобится массаж. Так что и им я пригожусь.
– А как я пригожусь! Если вы думаете, что я умею готовить только для больших дядь, то глубоко заблуждаетесь. Знаете, какие каши я для малышей варю, – проникновенно сообщил Свен, и Ута с Иваном Сергеевичем снова рассмеялись.
– Поскорее бы она вернулась к нормальной жизни, – лицо Стрижевского вновь приобрело задумчивое выражение.
– Эх, шутка ли, упасть… – начал было Свен, но осёкся, потому что – Иван Сергеевич заметил краем глаза – Ута пребольно ущипнула его за руку.
– Почему вы так решили? – он повернулся к повару, удивлённый не столько его прозорливостью, сколько поведением его дочери.
– Ох, простите ради бога, – Ута смущённо потупила взгляд. – Лита мне рассказала, а я не удержалась, сболтнула папе.
– Да ничего страшного, – Стрижевский улыбнулся. – В этом нет тайны, особенно для друзей.
Двое взрослых и ребёнок дошли до края набережной и повернули обратно. С каждым шагом уверенности у Литы прибавлялось, её шаги становились твёрже, шире. Лишь ослабевшие от долгой неподвижности мышцы мешали отбросить трость и пойти самой. Ещё немного усилий, ещё чуть-чуть, и она будет ходить самостоятельно, сможет жить полной жизнью. Жаль только Эйнар уже никогда не увидит, какой стала его дочь.
– Она удивительная женщина, – проговорила Ута. – Сколько скрытой силы дремлет в ней. Вы знаете, доктор, чего ей потом будет стоить эта прогулка?
– Представляю.
– Ещё не скоро уйдут эти боли; месяц, а то и два. Ей придётся терпеть.
– Вы не рассказывали, кем она была, дорогой друг, – проговорил вдруг Свен и как-то хитро улыбнулся, прищурив взгляд. – Надеюсь, это не секрет?
