Рынок уже бурлил жизнью. Торговцы раскладывали товары на бамбуковых циновках: связки сушёной рыбы, горшки с маринованной сливой, мотки шёлка цвета индиго и охры. Воздух пах солью, дымом от жаровен и острым ароматом имбиря, что жарили с мясом на палочках. Голоса сливались в гул: крики продавцов, торгующихся с купцами, звон монет, шорох зонтов, что раскрывали гейши, пряча лица от солнца. Саюри держалась в тени, её капюшон скрывал волосы, а глаза внимательно осматривали толпу. Она не знала, найдёт ли его здесь, но слухи гласили, что люди Такада часто появлялись на рынке – то ли за припасами, то ли за сплетнями.
Она остановилась у лотка с травами, притворяясь, что разглядывает сушёный женьшень, когда заметила его. Рётаро стоял у соседнего прилавка, в том же тёмно-синем хаори с ястребом на груди. Его меч висел у пояса, но сегодня он казался не воином, а человеком – он держал в руках свёрток с травами, тихо говоря с торговцем, стариком с морщинистым лицом и редкой бородой. Саюри напряглась, её пальцы сжали край капюшона. Она шагнула ближе, прячась за широкой спиной купца, и прислушалась.
– Для матери, – голос Рётаро был низким, спокойным, но в нём чувствовалась тень усталости. – Её кашель хуже, чем прошлой весной. Это поможет?
Торговец кивнул, протягивая свёрток:
– Женьшень и лакрица. Заваривайте с мёдом, господин. И пусть отдыхает.
Рётаро взял травы, бросив в ладонь старика несколько монет, и повернулся. Саюри отступила, её сердце заколотилось, но он не заметил её – его взгляд был устремлён куда-то вдаль, к реке, где лодки качались на волнах. Она последовала за ним, держась на расстоянии, пока он шёл через рынок. Его шаги были твёрдыми, но не торопливыми, а спина – прямой, как у человека, привыкшего носить доспехи. Но в его руках, сжимавших свёрток, было что-то мягкое, почти уязвимое.
Саюри остановилась у моста, где он свернул к тренировочному двору за чайным домом. Двор был огорожен низким забором из бамбука, и она спряталась за углом, глядя, как он снимает хаори, оставаясь в чёрной тунике. Его меч лёг на землю, а сам он взял деревянный боккен из рук слуги – юноши с короткими волосами и нервным взглядом. Рётаро начал движения: быстрые, точные удары по воздуху, каждый выпад – как танец, но смертельный, не похожий на её журавлиные шаги. Она смотрела, не отрываясь, и чувствовала, как ненависть в её груди борется с чем-то новым – с восхищением.
Его сила завораживала. Каждый удар был отточен, каждый шаг – уверен, и всё же в его глазах, когда он остановился, вытирая пот с лица, мелькнула тень. Горе? Усталость? Саюри сжала заколку под плащом, напоминая себе: «Он Такада. Его руки – руки убийц». Но её сердце дрогнуло, и она ненавидела себя за это. Она хотела видеть в нём зверя, а видела человека.
Рынок шумел за её спиной – звон колокольчиков, крики торговцев, плеск воды. Но для Саюри мир сузился до него – до Рётаро, стоявшим в десяти шагах от неё, не зная, что она смотрит.
Солнце поднялось выше, разгоняя утренние облака, и рынок у реки Камо загудел ещё громче. Саюри стояла в тени чайного дома, её взгляд был прикован к тренировочному двору, где Рётаро заканчивал свои движения. Его боккен мелькал в воздухе, оставляя за собой лёгкий свист, а слуга отступал, кланяясь после каждого выпада. Пот блестел на его шее, чёрная туника прилипла к телу, но лицо оставалось спокойным, почти бесстрастным. Он опустил оружие, бросив его слуге, и поднял меч с земли, возвращая его к поясу с привычной лёгкостью. Саюри сжала заколку под плащом, её ногти впились в ладонь. Она должна была уйти, но ноги не слушались – она хотела видеть больше, понять, кто он за этой маской силы.
