Рётаро повернулся к рынку, натягивая хаори, и Саюри отступила глубже в тень, её капюшон соскользнул чуть ниже. Она уже собиралась ускользнуть, когда шум за её спиной заставил обернуться. Толпа расступилась, пропуская группу мужчин – пятеро, в дорогих кимоно с золотой вышивкой, их голоса гремели над прилавками. Один, высокий, с широкими плечами и красным лицом, шёл впереди, размахивая веером, как знаменем. Его глаза, мутные от саке, скользили по лицам торговцев, и Саюри узнала его – тот самый гость с прошлого банкета, хватающий её за руку, пока Рётаро не вмешался.
– Где эта танцовщица? – рявкнул он, его голос перекрыл звон колокольчиков у чайного дома. – Та, что виляла вчера под сакурой! Я заплачу театру, пусть отдадут её мне на ночь!
Торговцы замолчали, опустив глаза, а гейши у моста захихикали, пряча лица за зонтами. Саюри замерла, её сердце заколотилось. Она шагнула назад, надеясь раствориться в толпе, но мужчина заметил движение. Его взгляд упал на неё, и он оскалился, как зверь, почуявший добычу.
– Вот ты где! – он двинулся к ней, шатаясь, его веер упал в грязь. – Думаешь, спрячешься под этим тряпьём? Иди сюда, красотка!
Саюри попятилась, её гэта зацепились за камень, и она чуть не упала. Толпа расступилась, никто не решался вмешаться – его спутники, судя по гербам на кимоно, были из знатного рода, а такие могли купить молчание рынка. Она повернулась, чтобы бежать, но его рука уже потянулась к ней, толстые пальцы сомкнулись на краю её плаща. Саюри рванулась, ткань затрещала, и заколка выпала, звякнув о камни.
– Стой, девка! – прорычал он, наклоняясь за ней, но вдруг замер. Тень упала на него, и Саюри услышала шорох шагов.
– Отпусти её, – голос Рётаро был тихим, но острым, как лезвие. Он стоял между ней и мужчиной, его рука лежала на рукояти меча, а глаза сузились. Толпа затаила дыхание, рынок замер, даже плеск реки, казалось, стих.
Гость выпрямился, его лицо побагровело ещё сильнее.
– Ты кто такой, чтобы мне указывать? – он сплюнул на землю, шагнув ближе. – Это моё дело, самурайчик!
Рётаро не ответил. Его рука дёрнулась, и в следующий миг меч вылетел из ножен – не до конца, лишь на ладонь, но сталь блеснула в солнечном свете, и это остановило мужчину. Его спутники отступили, переглядываясь, а толпа ахнула. Саюри смотрела, не дыша, её заколка лежала у его ног, но она не смела шевельнуться.
– Уходи, – сказал Рётаро, его голос стал ещё тише, но в нём звенела угроза. – Пока я не заставил.
Гость сжал кулаки, но его взгляд метнулся к мечу, затем к лицу Рётаро. Он выругался, сплюнул ещё раз и отступил, бросив через плечо:
– Увидишь, девка, я ещё вернусь!
Его шаги стихли в толпе, и рынок ожил – шепотки, смешки, звон монет. Рётаро вложил меч обратно в ножны, повернулся к Саюри и наклонился, поднимая заколку. Он протянул её ей, его пальцы коснулись её руки – тёплые, твёрдые, с тем самым шрамом, белеющим на коже. Саюри взяла заколку, её горло сжалось.
– Ты в порядке? – спросил он, глядя ей в глаза. Его голос смягчился, но взгляд остался пронзительным.
Она кивнула, не доверяя своему голосу, и отступила, пряча заколку в рукав. Её разум кричал: «Он Такада! Он враг!» – но сердце дрогнуло от его спокойной силы, от того, как он встал между ней и опасностью. Она ненавидела себя за это.
– Будь осторожна, – сказал он тихо и ушёл, его хаори мелькнуло в толпе. Саюри осталась стоять, сжимая заколку, а рынок шумел вокруг – крики торговцев, плеск воды, звон колокольчиков. Но для неё всё это стало фоном. Рётаро спас её. И это сделало её клятву мести ещё тяжелее.
