Присела на скамейку, ногу девочки положила на колени.
Ну-у-с, великий и совершенно необразованный целитель, приступим?
Мне принесли горячую воду, чистых тряпок, и первым делом я обработала рану. Потом накалила на огне острый нож.
Во взгляде матери читалась масса сомнений касательно моего профессионализма. А нечего по незарегистрированным целителям шляться. Впрочем... кто я, чтобы судить? И может, там действительно все плохо: одна с ребенком против целого мира.
— Придержите ее, — попросила мать, но та лишь испуганно замотала головой.
— Я помогу. — И Тыгдлар ловко обхватила девочку руками, отворачивая ее голову в сторону.
От присутствия бабули на меня внезапно снизошло спокойствие, руки перестали дрожать, а сердце испуганно бухать в груди.
Полоснула по ране, точно всю жизнь этим занималась.
— Свет! — рявкнула на старуху-хозяйку тоном профессионального хирурга. И когда трясущийся огонек лампы задрожал над раной, принялась вычищать гной.
Адреналин наше все — руки буквально летали. А заморозка — спасение пациента. Девчонка даже не пискнула.
Подозреваю, я первая, кто сочетает подобное — магическое с хирургическим, но мне не до гордости.
Убрала гной и, когда пошла чистая кровь, наложила ладони, призывая тепло.
Мельком подумала, что закономерно: холод замораживает, тепло излечивает. И надо будет не перепутать эти два эффекта.
Холод отступал, и девчонка задышала чаще от возвращающейся боли.
Я отстранилась, осматривая рану. Что же... кожа все еще красная, но края я стянула. На всякий случай забинтуем, чтобы не разошлись.
— Повязку менять каждый день, следить за жаром, давать много пить и не позволять нагружать ногу.
Вот что-что, а давать инструкции я умела отменно, даже с кружащейся от слабости головой.
— Если поправится... — Помолчала, потом внесла исправления, а то мать стремительно бледнела. — Когда поправится, принесешь корзинку еды. Сколько сможешь. Все.
И они вдвоем растворились в темноте, а я... даже сил не нашла подняться. Меня, ворча и ругая, подхватила под мышки бабуля и, придерживая, довела до лежака.
Вслед же неслось:
— Белая целительница. Создатель, спаси и сохрани.
Последнее, что я запомнила перед тем, как вырубиться, это нудящий голос бабули:
— Никогда не слышала, чтобы кто-то выжил после выгорания, да еще и дар восстановил.
Упс... Штирлиц плохо проработал легенду.
Дворец гудел, словно в него запустили рой гигантских пчел. Вестовые носились, заставляя жаться к стенам не только слуг, но и вельмож.
Дарье удостоился особой чести — ему торопливо уступали дорогу, его благословляли, ему заискивающе улыбались, желая победы. Женщины смотрели с обожанием, мужчины с одобрением.
Как всегда, когда враг подступал к границам, все разом вспоминали о нем, но стоило миру продержаться дольше чем пару лет, как от «солдафона-князя» начинали воротить нос.
Дарье позволил ядовитым мыслям бродить в голове ровно до дверей зала совещаний, а потом отбросил их, входя внутрь.
За круглым столом сидели король с сыном, по правую руку от его величества расположился магистр Вензаль из Белого ордена, за ним сидел Альгрус Рудокоп — промышленник красных, напротив занял место Тиш Кознедой — военачальник Зеленого сектора.
Что же... все в сборе.
— Прошу меня простить, господа, срочный доклад, — извинился за опоздание Дарье.
Его величество кивнул, принимая извинение.
— Не томите, князь, — нетерпеливо протянул Тиш.
