Сергея деды не принимали в свой круг, и он якшался с нами черпаками. Маленького роста, круглолицый, с постоянным румянцем и юношеским пушком под носом он не производил должного угрожающего впечатления даже на духов, которые меж собой обзывали его Танкист. Он не готовил дембельский альбом и парадку, он не красил шапку гуталином и не подворачивал голенища курсантских юфтевых сапог, а продолжал носить холодные кирзачи без подков, он до сих пор пользовался подворотничком, тогда как деды поголовно использовали белые простыни из каптёрки и чёрные нитки для контраста. Мы слышали, как взводник Пейшель подшучивал над ним: «Как же ты, Серёга, стодневку будешь встречать? Небось, от масла так и не откажешься?» Он молчал и глуповато улыбался. Ему и сейчас было не в падлу взять веник или метлу, выйти с духами на зарядку или сходить в столовку на ужин с перловкой и жареной килькой.
– Слава, позарез нужна трёшка! – обратился он ко мне, – никто шабашку не предлагал?
– Какие работы, Серёга? Рождество только встретили.
– Не знаешь, где раздобыть?
Я не знал. Но вопрос с деньгами у Сергея не отпал, и он каждый день канючил их у ребят нашего призыва.
– Слушяй, дарагой! – сказал чеченец Спартак, – никто денег тебе просто так не даст. Умей зарабатывать. Посмотри, что плохо лежит, сходи на рынок.
Спартак тоже был черпаком, но уже с духанства он себя поставил так, что не брал ни тряпки в руки, ни лопаты, чтобы мусорку разгребать, да и в наряды его ставили только дежурным.
– Я не умею так. Я же комсомолец, да ещё из Ульяновска!
– Замполиту расскажешь… Хочешь денег, – заработай.
– Как?
– Одеколона выпей на спор!
– У меня нет.
– Что же ты за дед, что у тебя нет даже одеколона. Ты что, не бреешься? Ладно, дам тебе свой «Шипр». Сколько хочешь?
– Пять рублей, – несмело ответил Сергей.
– Пацаны, кто в долю? – спросил Спартак, – сбрасываемся!
До программы «Время» ещё два часа, до отбоя три. Делать особенно нечего в воскресенье. Взводный прапор после ужина ушёл домой. Деды мирно посапывают в кроватях. Духи взлетку чистят от гуталина. Слоны ещё на работах. Впятером мы собрали пятёрку и положили её на тумбочку вместе с почти полным флаконом одеколона. Сергей, зажмурившись, после глубокого вдоха-выдоха сделал первый глоток. Из закрытых глаз потекли слезинки по пунцовому лицу. На третьем глотке одеколон попытался вырваться наружу.
– Сдаёшься? – подначивал его Спартак.
– Нет! Я могу! – пытался доказать спорщик.
Но одеколон оказался сильнее, и на пятом глотке Сергея вырвало недавним ужином.
– Дневальный! – прокричал Спартак, – убери тут у нас… Кто же тебя одеколон учил пить? Ещё и через узкое горлышко… Ладно, готовь нам пятак!
– Нет, я не сдаюсь! – не унимался раскрасневшийся и опьяневший Сергей, – сейчас допью. Дайте отдышаться!
– Давай, Танкист!
Сергей перелил одеколон из узкого горлышка флакона в гранёный стакан и залпом выпил зеленоватую жидкость, которой уже пропахла наша казарма. Сознание покинуло его глаза, и он грохнулся на некрашеный пол кубрика, от чего проснулись даже деды.
– Что тут у вас? – спросонья, потягиваясь, спросил сержант Пейшель.
– Танкист упал. Нажрался одеколона, – с блеском в глазах комментировал Спартак, – Ой, как же его колотит! Хороший был Шипр! Смотрите, он ещё и пузыри пускает!!! Надо бы дневального за Кисой в санчасть отправить.
