Таврический сад - страница 13

Конечно, около берега, но все же. Мама удивилась моим успехам. Иногда она приходила в обеденный перерыв посмотреть, чем я там занимаюсь. А я бродила по берегу, собирала красивые ракушки и радовалась жизни и теплому южному солнцу. Теперь мне дочка объяснила, что ракушки – это часть природной среды и их трогать нельзя, потому что это нарушает экологию. А избыток ультрафиолета вреден и опасен. Но тогда я этого еще не знала, и никто не знал.

Бродила я по берегу в мокрых трусах, которые на мне высыхали, потом я опять лезла в воду – и рано или поздно добром это не должно было кончиться. Я заболела двусторонним воспалением легких.

Мама выписала мне антибиотики, но уйти с работы она не могла, потому что некому было ее заменить. Я лежала в нашей комнатке одна с температурой 39, и мне было очень плохо. Так прошло десять дней, температура не падала, ребенок кашлял, не выздоравливал, и замечательный проект грозил прерваться отправкой в больницу. Мама расстроилась и все-таки взяла больничный. Она сидела рядом со мной и читала мне вслух мои любимые сказки Андерсена. Отправлять меня в больницу, где мне бы начали колоть антибиотики, она боялась, что дальше делать, не знала. Как говорил мой покойный муж Игорь, тоже врач: «Врачи не боги, они те же люди, только больше знают».

Наступил базарный день – воскресенье. Мама пошла на рынок, чтобы купить свежих овощей, деревенского творога и других вкусных вещей для больного ребенка. В это время начался сезон ловли мелкой морской рыбешки, похожей на нашу корюшку, которая называлась барабулька. Дома мама нажарила целую сковороду этой рыбки, и мне вдруг очень понравился ее запах. Мама дала мне целую тарелку рыбы с огромным южным помидором в придачу. Я съела и попросила еще. По-моему, ничего вкуснее этой барабульки я никогда в жизни не ела. Съела целую сковородку рыбы и стала поправляться. К вечеру температура упала, а через пару дней я опять бегала по теплой серо-серебристой гальке и была здорова. Правда, мама строго приказала мне переодеваться после купания в сухое, что я и сейчас делаю. Поскольку, как сказала одна остроумная дама, я – не вешалка для сушки купальников.

Лето закончилось, как заканчивается все хорошее на свете, быстро и внезапно.

Мы вернулись в холодный сентябрьский Питер, я была загорелая и повзрослевшая, мама тоже выглядела получше, хотя для нее это была работа плюс ребенок.

В Питере мы узнали, что как раз в то время, когда я болела пневмонией, моя бабушка Соня, работавшая лаборанткой в детской больнице, всосала случайно на работе желтушную кровь и через три дня умерла от острого гепатита. Ей было всего пятьдесят шесть лет.

Так что все мы ходим по грани, и если бы не барабулька… Спрашивала много раз, где ее можно купить. Никто не знает. Заколдованная рыбка.

Май, 2021

Берлин

В четвертый класс я пошла на Фонарном переулке. Школа стояла на углу Мойки, и мяч с нашей школьной спортплощадки иногда падал в воду. Когда мы выбегали на переменках на улицу, краем глаза видели Исаакиевский собор и площадь с памятником императору Николаю Первому.

Местоположение школы было никак не связано с составом учеников или учителей. Это был обычный район центра Питера, почти все жили в коммуналках и были одинаково бедными. Но социальные различия были очень даже заметны. В то время касты создавались не фирмой, изготовившей одежду, а языком и поведением, количеством прочитанных книг и просмотренных спектаклей. Впрочем, никаких претензий мы друг к другу не имели. Дети дворничихи татарки Фатимы чувствовали себя не менее счастливыми, чем дети инженеров и научных работников. Просто наши орбиты не пересекались. Хотя в восьмом классе, когда девочки уже носили неудобные, жесткие, как панцирь, советские бюстгалтеры и пользовались ватками, завернутыми в бинтик (прокладок в СССР никто не знал), в меня влюбился наш второгодник Боря Михайлов, рослый белобрысый мальчик, явно пролетарского происхождения. Где бы я ни находилась, постоянно чувствовала взгляд его бледно-голубых глаз, полных немого обожания.