Но на этот раз вроде бы пронесло.
Ковер разрывов ложится где-то далеко на окраине и здесь, в центре столицы лишь вееры осколков от зенитных снарядов звенят битым оконным стеклом.
– Теперь проскочим, слава богу, эти педантичные янки «работают по графику», и у нас в запасе минимум полчаса.
Отвернув обшлаг рукава кожаного пальто и, глянув на светящийся циферблат часов, советник Ласнер дает команду:
– Двигаемся дальше!
Их мощный «хорьх», только было спрятавшийся под вместительной стрехой подворотни, громко газанув, выруливает на проспект.
Но продвинуться удалось немного.
Фары, подслеповатые от надвинутых на них синих «намордников» светомаскировки, тычутся лучами сначала в завал кирпичной крошки, потом упираются в опущенную жердь полосатого шлагбаума.
– Проезд закрыт. Предъявите документы, – коренастый фельдфебель с подковообразной бляхой полевой жандармерии на груди, промокшей под моросящим дождем шинели, наводит на пассажиров остановленного автомобиля луч карманного фонаря.
После чего, разглядев пассажиров, просит прощения:
– Извините, мой генерал, но таков порядок.
Зато, сверив протянутый документ с личностью советника Ласнера, жандарм уже не столь пристально изучает и путевой лист водителя, и удостоверение второго пассажира «хорьха» – оберштурмфюрера Курта Штернберга:
– Можете ехать. Но все же должен предупредить об опасности, – в лесах рыщут банды русских парашютистов.
– Да, январь сорок пятого не лето сорок первого, действительно придётся поберечься, – щелкнул тугой кнопкой на кабуре пистолета Ласнер, когда, чернеющие провалами окон, руины центра города остались позади и лимузин выкатил на главную, имперскую дорогу.
Наростающий гул очередной армады ночных бомбардировщиков застает их уже проезжающими через старинный дубовый парк.
– Останови, Гюнтер, – советник положил руку, обтянутую черной лайковой перчаткой, на плетеный офицерский погон водителя. – Чем черт не шутит. Сверкнет попутная или встречная машина подфарником и эти там, наверху, решат бросить пару заокеанских «гостинцев» на дорогу.
Он не стал даже дожидаться возражений водителя и попутчика:
– Подождем, пока назад не пойдут.
Как раз к концу фразы впереди открылся поворот в самую чащу по-зимнему костлявых деревьев.
Там и остановились, про ехав от шоссе по проселку еще с десяток метров.
Щелкнув дверцей, советник вышел из теплой кабины под моросящие струи нескончаемого дождя.
– Не желаете освежиться, оберштурмфюрер, – приветливая фраза даже сейчас, в полуночной мгле, заставила улыбнуться немудреной шутке и водителя, и пассажира.
– Теперь – дело! – внезапно остановившись, советник безошибочно и с силой, совсем не стариковской, взял под руку своего более молодого спутника. – Надеюсь, сейчас-то уж вы знаете, что каждая минута промедления смерти подобна! Не повторите прошлой ошибки?
Этому заявлению имелись веские основания.
Действительно, еще неделя-другая и там, куда должен был сегодня отправиться Курт Штернберг, ему уже делать будет нечего.
– Разве что в плен сдаться.
Именно сейчас был последний и единственный шанс успеть. На аэродроме, куда они и направлялись, их уже ждал транспортный самолет.
Советник не. очень-то упрекал своего молодого спутника. Ведь ошибся Курт не по собственной вине. Слишком поздно наткнулся в семейном архиве на письмо своего дальнего родственника.
Именно знакомство с содержанием послания на желтой, выцветшей от времени бумаге и выгнало сейчас под бомбы и дождь его вместе с непосредственным шефом по гестапо – советником в чине бригаденфюрера СС Отто Ласнером.
