И вот надо же- произошла первая попытка похитить святыню, негодовал руководитель местных революционных властей. – Да еще все обвинения ложатся на приехавшего русского начальника.
– Я Вам верю, дорогой «Железный батыр», – закончил свой рассказ Джа-лама. – А вот за всех ли своих бойцов Вы сами поручитесь?
– Действительно, – после долгого раздумья протянул Щетинкин. – Без предателя тут явно не обошлось.
…В Кобдо, где уже успел вызвать один – и самый настоящий переполох, он решил пока не возвращаться.
Оставив на потом и более близкое знакомство с божком.
Тем более, что выяснил основное:
– Это был первый настоящий след золотого обоза, отправленного, как известно, бароном Унгерном со своим ближайшим приспешником – польским авантюристом и искателем преключений Фердинандом Оссендовским.
Простившись с Джа-ламой, Петр Ефимович велел повернуть лошадей и продолжать путь в Ургу.
Верно сообразив:
– Все нити произошедшего находятся именно там.
В близости же успешного окончания поисков алмазов диктатора он уже не сомневался. Ведь доверенный человек барона – беспорточный голодранец Фердинанд Оссендовский мог сорить только чужим золотом:
– Имевшимся тогда у него в неограниченных количествах.
А именно – добычей из сокровищницы Монгольской столицы.
Щетинкин не мог не радоваться первой удаче в своих долгих поисках:
– Как ни хитер враг, но дал он промашку. Оставил дорогой след в одной из двух кумирен города Кобдо.
И в дальнейшем следовало ожидать нечто подобное.
Главное:
– Стало понятно направление движения обоза.
В штабе Государственной Военной охраны скорый приезд инструктора Щетинкина вобщем-то прошел незамеченным.
Да и мало кто привык все свои дела заканчивать без проволочек.
И все бы ничего, но гору новых забот взвалил на себя Петр Ефимович. Среди которых следовало сначало решить главную:
– Выйти на след «доброжелателя», подкинувшего ему в Кобдо золотую статуэтку «Танцующего Будды». Явно, чтобы опорочить в глазах местного населения и навсегда зпкрыть доступ в город «Железному батыру».
Но тут последовал вызов к самому всесильному Балландоржу – начальнику Государственной внутренней охраны, исполнявшей в республике ту же зловещую и важную роль, какую на родине Петра Ефимовича отводили чрезвычайной комиссии – ЧК.
В его приемной ожидало своей очереди немало посетителей – как военных, так и штатских.
И не только местных чиновников, но и дипломатов из разных посольств и консульств, понимавших истиную иерархию во властных структурах молодого государства.
Поэтому комкор, привыкший к строгой пунктуальности, когда настал срок, не приминул заметить порученцу начальника строгого учреждения:
– Меня вызвали точно на это время. Долго ли еще ждать?
Тот с усмешкой глянул на рубиновые ромбы в петлицах гимнастерки рассерженного командира:
– Ждите сколько потребуется!
Такой поворот, дел, судя по всему, не сулил Щетинкину ничего хорошего.
И верно.
Когда, наконец, Балландорж соизволил принять инспектора Госвоенохраны, солнце за окнами дворца правительства уже клонилось за горизонт.
Вспыхнули ярким светом электрические лампочки – новшество, внесенное революцией в бывшие аппартаменты бывшего же властителя поднебесной страны – Богдо-гэгэна.
– Так это Вы и будете – комкор Щетинкин? – не отвечая на приветствие, через переводчика спросил местный «Железный Феликс». – Прошу доложить, что Вы там натворили в Кобдо?
– Что значит, натворил? – хотел возмутиться Петр Ефимович, но вовремя прикусил язык.
