Выйдя из машины, меня захлестнула такая оглушительная волна горя, что я аж зашатался от неожиданности. А это значило, что я снова стал ощущать чужие эмоции и улавливать их мысли. Это было даже сильнее того, что я чувствовал когда-то после прохождения «кресла».
Обычные люди тоже, на подсознательном уровне, чувствовали горе супружеской пары, поэтому очень быстро уезжали с места аварии, так как помочь им уже ничем не могли. Стоило мне лишь взглянуть на рыдающую мать, крепко прижимающую к своей груди мёртвое тело четырёхлетней дочери, чтобы понять, что в подобной ситуации врачи могут только лишь констатировать смерть. Рядом с ними стоял посеревший от горя отец, который оказался не способен что-либо изменить в случившейся трагедии. Это бессилие его ещё больше угнетало.
Я целенаправленно направился к девочке, но отец попытался остановить меня.
– Я врач, – крикнул я ему, соврав на ходу.
– Я тоже медик, – ответил он мне, опустив безвольно руки. – Сашеньке уже ничем не поможешь.
– Когда наступила смерть?
– Минуты четыре назад. А зачем это вам?
– Я реаниматолог. Её ещё можно спасти.
Мне было известно, что первыми в отсутсвие кислорода умирают клетки головного мозга и это происходит уже через три минуты. И прежде всего погибает гипокамп, который отвечает за память. Тогда как продолговатый мозг может продержаться на несколько минут дольше. Но всё равно не более десяти минут и при обычной температуре, а сейчас было довольно жарко.
Я слышал об одном случае, когда человека, утонувшего в холодной воде, удавалось реанимировать через 40 минут после утопления. Правда, какая-то часть клеток мозга все равно может при этом пострадать, и чем дольше человек находится в состоянии клинической смерти, тем больше накапливается таких повреждений. Поэтому сейчас счёт шёл уже не на минуты, а на секунды. Иначе наступит гипоксия головного мозга, который у ребёнка был в сто раз больше, чем у курицы и я тогда уже ничем не смогу ей помочь. Главное было не допустить перехода клинической смерти в биологическую, которая вызовет начало омертвения и распада тканей.
Мои слова зажгли в его глазах искру надежды и он позволил мне подойти к девочке. Мать не слышала моих слов, продолжая завывать и качать мёртвое тело дочери на руках.
– Дайте девочку мне, – громко сказал я. – Не всё ещё потеряно.
Женщина подняла на меня непонимающие от горя глаза, но мой уверенный тон и протянутые к ней руки заставили её подчинится моему приказу. Но сделала она это только после того, как посмотрела заплаканными глазами на мужа и тот ей утвердительно кивнул. А скорее всего это произошло из-за того, что ко мне вернулись мои прежние способности легко убеждать людей. Только на то, чтобы проверить это, у меня совсем не оставалось времени.
Да, девочка была мертва. При ударе машины об отбойник она вылетела из детского кресла, так как была не полностью пристёгнута, и головой ударилась о лобовое стекло. У нее оказались сломаны второй и пятый шейные позвонки и это намного усложняло дело. Ведь я не знал, как мои новые способности сработают в такой непростой ситуации. К тому же это была не какая-то мелкая домашняя птица, а четырёхлетний ребёнок. Девочка весила в несколько раз больше и здесь я уже не имел права на ошибку, ведь купить нового ребёнка у соседей, если я не справлюсь, к сожалению, не получится. Но назад отступать было уже поздно. Мать и отец смотрели на меня с надеждой и я, крепко прижав девочку к себе, произнёс три заветных слова.
