Я даже проверил листки рукописи на бустрофедон. Это такая форма двунаправленного текста, которая восходит к традициям античного письма. Бустрофедон возник в VII в. до н. э. в Древней Греции как способ создания надписей на камне и в рукописях. Подобное несложное шифрование текста основано на принципах чётности, последовательности и противоположности, то есть чередование направлений письма происходит в зависимости от порядка строки: если нечётная строка следует слева направо (как в кириллице и латинице), то чётная – справа налево (как в арабском письме или иврите). При противоположном направлении письма символы получают зеркальное отражение. Но весь текст кодекса был написан Леонардо справа налево и зеркало приходилось использовать для каждой строчки, а не только для чётной.
Далее я обратил внимание на то, что Леонардо два раза цитировал первые строчки Евангелия от Иоанна: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог», тем самым как бы обращая дополнительное внимание читателя именно на Слово. После этого он один раз вскользь упомянул довольно редко встречающееся в христианской литературе словосочетание «логос сперматикос». А это в переводе с греческого означало «создающее слово». Как я выяснил, таким эпитетом в древности величали бога Гермеса, который считался логосом Зевса. А также им называли бога Тота. В других религиях тоже говорилось о «создающем слове». Так древние египтяне считали, что первым появилось Слово, которое создало всё и даже богов.
Я был уверен, что немецкие учёные, как и католические монахи прежде всего обратили внимание именно на это. То есть получалось, что надо было искать какое-то определённое слово или словосочетание, которое зашифровал в «Атлантическом кодексе» да Винчи. Но тогда выходило, что он сам его знал и, скорее всего, не раз произносил. Только оно ему никак не помогло стать моложе, а, совсем наооборот, лишь преждевременно состарило.
Стоп! Значит, эффект от произнесения «создающего слова», всё-таки, был, но совершенно противоположный. И что из этого следовало? А следовало то, что Леонардо, нарисовав свой автопортрет, тем самым предупреждал нас, своих будущих потомков, о том, как поступать не следует. Но зная историю жизни великого итальянца, можно было смело утверждать, что состарился он не мгновенно и этот процесс протекал более-менее естественно и последовательно. То есть, он оказался растянут во времени, но, всё-таки, был похож на приобретённый синдром преждевременного старения. И у да Винчи это являлось никаким не генетическим или врождённым заболеванием, из-за которого люди умирают стариками в тринадцать-семнадцать лет, а приобретённым в пятидесятилетнем возрасте.
И что мне это даёт? Я не знаю самого слова, но уже знаю, что если его неправильно произнести или сделать ещё что-то не так, то вместо молодости я постепенно превращусь в дряхлого старика. Глядя на автопортрет Леонардо и его печальные глаза можно с уверенностью предположить, что он впоследствии сам понял свою ошибку и пожалел о ней, но ничего изменить тогда уже было невозможно.
Я правильно сделал, что прежде всего обратил особое внимание на рисунок да Винчи. Он как бы предостерегал меня, что так, как сделал он, действовать ни в коем случае нельзя. Но тогда как можно? В итоге получалось, что ничего определённого на руках у меня не оказалось: ни заветного слова или какой-то фразы, ни что конкретно с ним делать, когда найдёшь его и произнесёшь вслух. То, что его не следовало произносить про себя, подразумевалось изначально. Хотя в этом я тоже до конца уверен не был.
