Клим вспомнил, как мама, вернувшись из Турции, целый день хлопотала над даллой. Собственноручно, не доверяя никому, аккуратно очистила её от слоя зелёного налета – окисной плёнки. Тончайшими инструментами выскоблила всю вязь, чеканку, где за многие годы скопилась пыль и грязь. Придав далле почти первозданный вид, была немало удивлена тому, что обнаружила на дне изображение печати, – той самой библейской реликвии, которой, по преданию, царь Соломон опечатал кувшин с семью десятками джинов.
В конце натёрла сочное тулово даллы, её крышку и носик специальной бархаткой и, водрузив на самое видное место на кухне, любовалась раритетом. Прошло не меньше недели, прежде чем Кара решилась заварить первую порцию кофе в антикварной диковинке. И вкус этого напитка был восхитительным.
Когда шапочка кофейной гущи формы и цвета спелого каштана трижды поднималась, мама снимала сосуд с жаровни, прикрывала его крышкой, минуты две ждала и, наконец, разливала ароматный напиток по маленьким кофейным чашкам. Это были священные минуты жизни в их семье. Ничего не существовало более важного, чем наслаждение этим напитком. Даже бабушка Надия замолкала, прикрыв веки, вдыхала в себя аромат, уносясь грезами в Сино-Тибетские горы.
Кофе Кара варила без сахара. Зато маленькая приземистая пиала была доверху наполнена апельсиновым рахат-лукумом. Глоток обжигающе горького кофе возбуждал все рецепторы организма, потом наступала очередь ледяной воды. Затем опять глоток кофе, с еще более насыщенным вкусом, и кусочек упругого сладкого лукума. И пусть весь мир подождет!
Картина блаженства вдруг взорвалась тысячей острых осколков. Яркие краски померкли, съежились и серым тусклым пеплом опали, смешавшись с чёрной обугленной землей, в которую лицом зарылся Клим. Тело болело, как будто его со всего маху швырнули о бетонную стену.
Кары не было. Воздуха не было. Сил подняться тоже не было.
Клим приоткрыл глаза. В голове мутилось, глаза незряче пытались сфокусироваться на приближающейся тёмной фигуре. Худое длинное туловище несло огромную лысую голову, которую венчали мощные, закрученные в спираль, рога. Могучий череп обтянут кожей землистого цвета, сквозь которую пробивались вытатуированные каббалистические символы. Лицо походило на сжатый листок пергамента с неживыми, белесого цвета глазами. За спиной у странного нереального существа развевались чёрные крылья с кожистыми перепонками. В руках, пальцы которых были унизаны старинными перстнями, посверкивала чёрная эбонитовая трость с серебряным набалдашником.
В голове Клима вдруг запульсировало: «Гаап. Могущественный Принц. Великий Губернатор».
– Я вижу, ты меня узнал, – Гаап немигающим взглядом сверху вниз смотрел на распластавшегося у его ног парня.
– Я… не знаю… тебя, – еле прошелестел Клим.
– Разве? А мне кажется, мы уже с тобой знакомы, – ухмыльнулся Гаап. – Не ты ли меня недавно пытался вызвать, чтобы я помог вам с Бдюнько выиграть выборы и пройти в Сборище? Ты был так усерден в своих заклинаниях.
Гаап явно потешался над Климом.
Парень, призвав всю свою волю, шатаясь, поднялся. Он что-то такое припоминал. Точно, однажды они с Бдюнько напились с горя и пытались при помощи карт Таро обратиться с просьбой к высшим силам. Утром из головы выветрились как алкоголь, так и воспоминания о кабалистике, которой они неумело занимались. И вот, к чему это привело.
