Дальше едем в напряжённой тишине, но сейчас я внимательно смотрю в окно, запоминаю и улицу, и название посёлка.
В гостинице ухожу в свой номер, с Женей не разговариваю.
Но как только остаюсь одна, на меня снова нападает тоска, растерянность, безысходность.
Немного успокоившись, понимаю, что в чём-то Женя прав. На эмоциях такие дела точно не решаются, и пусть жалко этого маленького беззащитного мальчика, но это ведь не котёнок. У него мать есть и где-то, видимо, отец. И сейчас мне всё больше кажется, что Рома попал в какую-то беду. Не верю я, что он бы бросил своего ребёнка в таких условиях.
Хотя… Если поверить этому Махмеду, или как там его зовут, может эта Динара и правда бесхребетная мать и сейчас укатила с каким-то хахалем? А этот хахаль кто? Мой муж? Может, они сейчас нежатся где-то на тёплых берегах, а я тут сбиваю ноги в пыльной Москве? Переживаю за чужого ребёнка, хотя у меня там дома своя дочь ждёт родителей.
Набираю маму. Мы долго с ней разговариваем, она в шоке от последних новостей.
– Вика, доченька, возвращайся, я боюсь за тебя. Да и Маринка плачет всё время, не верит уже моим сказкам. Она в садике сейчас, как придёт, я тебя наберу.
– Да, мамочка, да. Я сама за ней уже невозможно соскучилась. Приеду скоро.
– Господи, как же так, как же Рома так замутил, поганец, не похоже на него это, доченька. Ой не знаю, я.
– Не надо, мам. Я сама всё ещё не могу в голове уложить все факты. Не склеиваются они у меня.
– Ничего, доченька, ничего. Всё проясниться рано или поздно. Всё равно хорошо, что Рома живой. Я верю, он вернётся и всё объяснит.
– Не хочу об этом. Пока.
Чувствую, ещё немного, и мама начнёт его защищать. Рому она любит, как родного, мне даже кажется порой, что больше чем меня.
Так, Вика, не мели ерунду. Это сейчас вот вообще неважно. Главное — решить, что делать дальше. Забить на все тайны моего мужа или влезть в это болото?
Перед глазами так и стоит тот мальчик. Маленький и беззащитный. Хочется его прижать, успокоить, а с другой стороны, почему я? Это ведь ребёнок чужой женщины. Почему она не переживает о сыне? Да и что я могу? Отдать мне его никто не отдаст, а похищать чужого ребёнка это и правда бред.
Снова прихожу к выводу, что Женя прав. Пусть сильные мужчины разбираются, а мне нужно сохранить то, что у меня осталось.
Звоню Жене. Отвечает быстро.
– Что опять? – спрашивает недовольно.
– Прости меня, Жень. Ты прав. Истерикам тут не место. Да и мне не место. Я домой возвращаюсь.
– Вот, наконец вижу, что ты словила адекват, – вздыхает с облегчением он. – Я куплю тебе билет на поезд. Сам здесь ещё останусь. Может, удастся что-то выяснить.
– Хорошо. Спасибо тебе.
Вечером Женя провожает меня на поезд. Мне всё также тоскливо, на душе паршивое чувство, будто я упускаю что-то важное и вообще сворачиваю не туда. Что я ещё не всё сделала здесь. Но решение своё я менять не собираюсь.
В купе со мной едет женщина с ребёнком, он постоянно шумит, я же забираюсь на верхнюю полку, вставляю в уши наушники и изо всех сил стараюсь отключиться от реальности, но тревога не отпускает ни на минуту.
Мерный стук колёс и монотонное покачивание поезда постепенно успокаивает. Засыпаю…
Я в тёмном сарае, руки мои связаны. Здесь душно и отвратительно пахнет чем-то протухшим. Смотрю сквозь щели между досками, там лес, трава, вдалеке видны горы, на лужайке перед сараем пасётся несколько баранов. Вдруг слышу стон, оборачиваюсь. На другом конце сарая на старой кровати лежит израненный мужчина. Тёмная неряшливая борода, отросшие засаленные волосы. С трудом узнаю в этом человеке своего мужа.
