Мы старались
идти по менее оживленным улицам, но и там редкие прохожие провожали нас любопытными
взглядами — еще бы, такая странная пара: элегантная дама в некогда дорогом, а
теперь испачканном сажей платье и пальто, и я, простая помощница часовщика.
Когда мы
подошли к мастерской, мадам Летиция на мгновение замерла и, глубоко вздохнув,
решительно потянула на себя дверь. Колокольчик приветливо звякнул, и из
подсобки вышел мсье Харви. Увидев свою давнюю возлюбленную в таком состоянии,
он потрясенно застыл, его лицо побледнело, а руки, державшие лупу, дрогнули.
— Летиция...
— выдохнул старик, и в этом единственном слове было столько боли и нежности,
что у меня защемило сердце.
— Харви,
прости... у меня сгорел дом... — голос женщины сорвался.
— Сгорел? —
переспросил мастер, мгновенно преображаясь. Напускная угрюмость вновь появилась
на его лице, но глаза... глаза выдавали его истинные чувства. — И чего стоишь
на пороге? Проходи уже, простудишься еще, — проворчал мсье Харви, выходя в зал.
— Эмилия, я покажу мадам Летиции ее комнату, а ты сбегай к модистке. Закажи
халат, ночные сорочки... ну, все, что нужно женщине. Да поторопись, пока не
закрылась, фарлы в шкатулке возьми.
— Конечно,
мастер, — кивнула, с улыбкой наблюдая с какой бережностью, словно мадам
Летиция была хрустальной он взял ее под руку и повел вверх по лестнице,
продолжая ворчать что-то о ее легкомыслии и неосмотрительности. Но я видела,
как осторожно он поддерживал ее под локоть, как тревожно вглядывался в ее лицо,
когда думал, что никто не замечает.
Выходя из
мастерской, я счастливо улыбнулась. Возможно, этот пожар, при всей своей трагичности,
стал началом чего-то нового. Началом исцеления двух израненных сердец, которые
столько лет хранили свою любовь под маской обиды и гордости.
— Вот так сворачиваешь и прижимаешь, —
промолвила мадам Летиция, показывая мне, как формировать улитки из сдобного
теста. Её тонкие пальцы, привыкшие к более изящной работе, удивительно уверенно
скручивали мягкие полоски теста в аккуратные спирали. От печи исходило уютное
тепло, наполняя кухню ароматом свежей выпечки, а мадам то и дело бросала
мечтательные взгляды на дверь, за которой изредка раздавалось знакомое
постукивание — мсье Харви работал в мастерской.
Прошло уже четыре дня с того вечера, когда
беспощадное пламя отняло у женщины её дом. Четыре странных, наполненных
неловким молчанием дня. Мсье Харви изо всех сил старался быть радушным
хозяином, но его природная сдержанность брала верх — он был немногословен и
часто прятал взгляд за стеклами своих очков. Мадам Летиция, в свою очередь,
словно боялась занять слишком много места в этом доме — за ужином она всегда
садилась на самый край стола и едва притрагиваясь к еде.
Всё изменилось вчера вечером. Я как раз
закончила протирать инструменты в мастерской и вышла в крохотный холл, когда
услышала испуганный возглас — мадам Летиция, спускаясь по лестнице, оступилась
на последней ступеньке. Не знаю, откуда мсье Харви так быстро взялся — его руки
уверенно подхватили падающую женщину.
Удивительно, но даже после пожара мадам
Летиция держалась с поразительным достоинством — ни единой слезы, ни одного
срыва. Она стойко переносила потерю всего имущества, как человек, привыкший
принимать удары судьбы. И вот теперь, оказавшись в объятиях мсье Харви, женщина
с судорожным всхлипом прильнула к его груди, и слезы, которые она не позволяла
себе проливать, хлынули неудержимым потоком.
