– Могу побыть барменом, – предложил он, чуть улыбнувшись.
– По-моему, все неплохо справляются сами, – в ответ тихо, но язвительно усмехнулся хозяин дома. – Наслаждайся!
Илья чуть пожал плечами. Иронию, как всегда, оценил. Он прошел через комнату, занял свое коронное место в одном из кресел у огромного камина, откуда было так удобно наблюдать очередной вечерний спектакль. Итак, шоу продолжается?
Изначально он был уверен, что всю эту идею со зваными вечерами придумала Клара. Однако еще в вечер пятницы Петр проговорился, что организатором оказалась Амелия. Он сам не сразу, но поддержал ее, хотя старшая сестра как раз была против. Илья ее понимал. Клара самая известная из трех талантливых сестер, а потому ей чаще других по жизни приходилось менять роли и маски. То хозяйка поместья и директриса школы, то маститая писательница. Этого всего Кларе и без вот таких посиделок хватало. Но все же, похоже, со временем старшая Горская тоже научилась развлекаться на подобных вечеринках.
Илья раскрыл один из секретов этой семьи. Почти смешной, опять же в чем-то по-детски наивный. Горские в своих «образах» будто бы старались отойти как можно дальше от себя настоящих. Для вечеров Петр надевал удлиненный пиджак, так похожий на старомодный камзол, выбирал белые рубашки. Так он, с его непослушной копной волос и резковатыми движениями, с напускной мрачностью, становился похожим на какого-то персонажа готических романов – загадочный хозяин чуть ли не проклятого имения. Приглашенным дамам это, естественно, нравилось, пусть они всегда при Петре немного робели.
Сестры Горские тоже предпочитали одеваться немного старомодно, или провинциально. В длинные скромные платья, обычно светлые, с каким-нибудь простеньким рисунком. Но роли все же у каждой были свои. Так, Клара превращалась в «простушку-подружку» с женщинами. Была оживленной, оптимистичной, вела чисто дамские разговоры о нарядах, косметике, детях, много шутила, всегда была рада каким-нибудь простым играм, принятым на вечеринках. С мужчинами старшая Горская становилась чуть стеснительной, мягкой, немного рассеянной. Всегда слушала их рассуждения с таким чисто женским, чуть ли не восторженным интересом. Кроме тех случаев, когда разговор заходил о литературе и ее собственных произведениях. Тогда Клара вдруг становилась замкнутой, закрытой и искала повод перевести тему.
Илья быстро понял, что в этом и была самая соль ее игры. Кларе просто было неинтересно чужое мнение. Восторги о своих романах она регулярно вычитывала в комментариях к изданиям или электронным версиям книг. Критику, как она сама призналась гостю, можно воспринимать только от профессионалов: коллег или серьезных блогеров-литературоведов. Выслушивать советы, основанные на несбывшихся ожиданиях читателей, ей было незачем. Любой недовольный вправе самостоятельно написать собственную версию. Если сможет, если же нет – волен додумывать наедине с собой.
Илья искренне считал, что в этом с писательницей сложно не согласиться. Потому часто помогал Кларе ненавязчиво избавиться от нежелательных собеседников, как бы невзначай оказываясь рядом и уводя ее прочь, сославшись на какой-нибудь подходящий повод. Наградой ему пару раз становился ее смех. Как в тот первый день за обедом. Мгновения, когда Клара становилась собой, не играла перед гостями, не исполняла даже роли старшей заботливой сестры или хозяйки поместья. И, как тогда, она в такие редкие моменты казалась моложе, ярче, свободнее и очаровательнее.
