Слова Боромира оголили её неуверенность. Это было ощущение, словно кто-то увидел в ней слабость, которую она так старалась скрыть. Но прежде чем она успела ответить, он сказал то, что заставило её нахмуриться.
– Не знаю, у кого ты украл это, но в следующий раз выбирай оружие более подходящее…
Её руки сжались в кулаки, и, почувствовав, как её охватывает раздражение, она резко ответила, едва не допустив роковую оговорку.
– Я не кра… – она чуть было не ляпнула «крала», но вовремя поправилась. – Я не крал этот меч! Это меч моего отца!
Её голос задрожал, но не от страха, а от упрямой решимости. Это было первое воспоминание о семье, о её истоках, которым она дорожила больше, чем чем-либо, и даже Боромир не имел права ставить это под сомнение.
Боромир усмехнулся и присел рядом с Каем, внимательно оглядев его, прежде чем взять меч. Кай раздражённо выдохнула, наблюдая за ним, внутренне смиряясь с тем, что сейчас снова придётся слушать его колкости и укоры. Боромир, словно не замечая её взгляда, взял меч в обе руки и начал крутить его, внимательно изучая клинок.
Словно с врождённой грацией, он проверил баланс, держа оружие за гарду и слегка покачивая, позволяя весу равномерно распределяться. Лезвие сверкнуло в тусклом свете факелов, и в этот момент стало очевидно, что меч не обычный. На клинке виднелась тонкая гравировка – рунные символы Рохана, которые играли на свете холодным серебряным блеском, словно оживали от прикосновения. Гарда представляла собой головы двух лошадей склоненных друг к другу, символизирующим величие и стремительность всадников Рохана. Рукоять, обмотанная кожей, была удобна для сильной, привычной к оружию руки, а навершие завершалось выгравированным конём, изображённым в беге – символ королевства Рохана и его гордости.
– Хорошая сталь, прекрасный баланс, – произнёс он, слегка повернув клинок, любуясь его гладкой поверхностью и искусным орнаментом. Он бросил взгляд на Кая, который буравил его взглядом исподлобья, сжимая губы в недовольной гримасе. Боромир усмехнулся. – В Рохане все служки такие носят?
Кай стиснула зубы, в глубине души возмущённая его пренебрежением.
– Я не говорил, что я служка, – холодно произнесла она, вкладывая в слово «служка» всю свою раздражённость. – Это вы сами сделали этот вывод, милорд. Это меч моего отца.
Боромир наклонил голову, приподняв бровь, в его глазах мелькнул интерес.
– И кто же твой отец, парень?
На миг Кай опустила взгляд, словно этот вопрос пробудил в ней что-то глубокое и болезненное.
– Мой отец… – она замялась, и её голос стал чуть тише. – Воин Рохана… Был им.
Короткая тишина повисла между ними. Кай отвернулась, словно пытаясь спрятать что-то в глубине души, и её рука непроизвольно коснулась меча. Этот клинок был единственной памятью об отце, и каждый раз, когда кто-то прикасался к нему или сомневался в её праве его носить, внутри поднималось нечто, похожее на гнев и отчаяние.
– Прости, я не знал, – тихо произнёс Боромир, его голос прозвучал неожиданно мягко, и это прозвучало совсем не похоже на его обычные резкие и язвительные замечания. Он ещё раз окинул меч внимательным взглядом, но теперь в его глазах было не любопытство, а нечто большее, словно он увидел в этом клинке не просто оружие, а часть истории, значимой и весомой. Секундой позже Боромир осторожно положил меч обратно рядом с Каем, с бережностью, которую она не ожидала увидеть от него.
