Сколько же в жизни всего могло быть по другому, но не было.
Вот и она. Как она оказалась здесь, в этой точке жизни? Что привело ее сюда, какие решения, действия, победы и ошибки. И почему она так мало помнит и ценит победы, а они ведь были, и так тяготиться и мучается поражениями. Которые бывают у всех. У любого, кто что-то делает. Тем более у творцов, которых ничто больше так в жизни не влечет, как создание чего-то абсолютно нового, того, чего еще в этом подлунном мире не было.
Камни. Посмотрела на фото. Выделяются отличаясь только три. Мой. Розово-оранжевый и бирюзово-голубой. Все остальные более-менее одинаково-фоновые.
Как там писал Капоте? Троих лучших ты не выбираешь. Ты с ними сталкиваешься и вы рассеиваясь, распыляете и проникаете в друг друга и меняете вас навсегда.
Опять этот внутриутробный никому не слышимый вой, как сирена Сайлент-Хилла, как опера Витаса, только в окраске и тональности реквиема и Stabat Mater Перголези. Ты просыпаешься в полпятого утра, и вроде солнышко и птички и – я пришел дать эту песню, и потом, где-то из бездны – ааа-ааа-а-а.
Сукапростосдохнуть, чтобы только просто сразу все. Залезаешь в ванну и сидишь в ней под краном, уже не согнуться как раньше бывало, чтоб с головой под текущую воду, живот мешает, почти сорок-тридцать килограмм, и словно за каждый год по десять килограммов и лет жизни. И состояние «не понимаю что происходит», прямо «сова открывай, медведь пришел!». И ты такая глаза таращящая сова – чо происходит, кто я, где я. До вопросов: «кто виноват? и что делать?» ты больше добираться не хочешь. Нахуй с пляжа без панамки, как гласит народная мудрость.
Головой ты все понимаешь, что вообще-то все нормально и хорошо, и ничего опасного и страшного с тобой прямо сейчас не происходит, и эта твоя внутренняя ниоткуда берущаяся бездна, даже не животного уровня страх, а еще первее и ниже, потому что у тебя были страхи животного уровня, когда ты начавши отыскивать, светить фонариком и раскапывать могильники старых травм, они вылезали и гонялись за тобою первыми. Ночами по темным комнатам и коридорам, когда надо было остаться ночевать одной и идти в ванну. И ты, взрослая, предательски труся включала свет, потому что сердце гулко ухало и по спине липкий холод, что вот-вот темная рука возьмет тебя за плечо. И что-то неопределимое древнее темное страшное и большое заберет тебя и уволокет, утащит на самое дно без возврата.
И ты пошла с этим разбираться, потому что это ну ненормально, эти детские иррациональные страхи у разумного взрослого и не то чтобы труса человека.
Но уже сколько, три или четыре года прошло, и все вроде копано-перекопано, и раскопано, и достато, и с ран содраны подорожники, размером и толщиной, скорее похожие на могильные плиты бункера для того, чтобы пережать атомную войну или какой другой апокалипсис.
Но это нет-нет да возвращается. Как будто ты разгреб один этаж, и тут из подвала снизу постучали. Потом ты спустился в подвал, пойдя в самый сильный страх, и там тоже все расчистил и разобрал, и более менее порядок навел. И тут на глубине под землей раздается леденящий душу-кровь вой драконов-динозавров.
Зинануебтвоюмать. Ну чего опять-то?! – говоришь ты сама себе. И все как учили – объясняешь, раскладываешь и успокаиваешь себя. Это факт, это восприятие, это следствие, это варианты. Это тревога. Но сколько сил и времени на это уходит. Что просто отчаяние иногда накрывает с головой. Что это никогда не изменится. Что мне это в себе не исправить, что бы я ни делала. Все так же я буду сидеть, на каком-то вечере, среди людей или одна, и все будет хорошо и нормально, и потом внезапно опять откуда-то: мука, отчаяние и подземный холод. И страх.
