Тайна заброшенного монастыря - страница 17

За ним перекрестились и все остальные. Гости принялись за остывший ужин, о котором забыли, увлекшись волнующем их разговором.

– Семён, когда поедете-то? – спросила Клавдия Ильинична брата.

Лазарев пожал плечами и вопросительно посмотрел на священника:

– Что скажете, отец Мифодий?

Иерей в свою очередь поднял глаза на Баженова:

– Что думаешь, Прокопий?

– В шесть утра надобно трогать. Не позже! – ответил Баженов и макнул картошку в постное масло. – Эти бандиты, которые нам встретились, в Педасельгу раньше девяти утра не сунутся. Пока то да сё, в Пухту бандиты часов в одиннадцать попадут. Значит, у нас в запасе пять часов ходу будет. За это время, дай Бог, мы на зимнюю дорогу свернём.

– Клавдия Ильинична, – обратился Иерей Мифодий к сестре Лазарева. – Вы не говорите в деревне, пока не спросят, что мы у вас были и ночевали. Дай Бог, нас никто не заметил, когда мы к вам свернули! А утром все спать ещё должны. В темноте могут не разглядеть, что мы уезжаем.

После ужина Клавдия Ильинична вдруг всплеснула руками:

– Вот дура старая! У меня же банька сегодня топлена! Попариться навряд ли получится, остыла небось ужо для пара, а помыться ещё можно. Пойдёт кто али как?

Помыться, кроме Баженова, никто не захотел. Иерей пошел укладываться спать. Семён с Клавдией остались за столом. Дружным брату с сестрой всегда было о чём поговорить, пожалиться друг другу, вспомнить. Этот разговор приносил им обоим то внутреннее облегчение, которое может дать только родной по крови и близкий по духу человек…

Баженов зашёл в баню. Зажёг керосиновую лампу. Баня состояла из раздевалки и парилки, совмещенной с моечной. В раздевалке было холодно, и Прокопий разделся в ней только до нижнего белья. В моечной его приняла сухая приятная теплота – от печки еще шёл жар. Баженов плеснул на камни немного воды, но вода зашипела вяло, без пара и разлилась по камням мокрым пятном. Сняв последние остатки одежды и повесив их на гвоздь, торчащий около двери, Прокопий налил горячую воду в деревянную шайку и стал мыться. Он не услышал, как к окну моечной со стороны улицы подошла Дарья. Она прислонила лицо к стеклу небольшого окошка и увидела в отблесках пламени от керосинки статное, мускулистое тело Прокопия, его крупные круглые ягодицы. Прокопий встал, повернувшись лицом к окну, чтобы опрокинуть на себя шайку с водой. Дарья отпрянула от окошка. Её сердце бешено заколотилось. Краска залила её лицо. Но зная, что мужчина её не мог видеть в наружной темноте, снова прильнула к окну. Она жадно пожирала глазами Прокопия, чувствуя, как у неё сохнут губы, отнимаются от прихлынувшей истомы ноги. Её ладони сами стали сжимать-разжимать ноющие груди. Затем, больше не в силах терпеть, Дарья, как во сне, вошла в раздевалку, сбросила всю одежду и, нагая, открыла дверь в моечную.

Баженов ошеломленно смотрел на вдруг появившуюся девушку. Она стояла прямо, опустив руки вдоль бедер. Лицо её пылало. Глаза лихорадочно блестели. Грудь вздымалась от частого дыхания. Она была прекрасна в своей вызывающей наготе! Белое, округлое, молодое тело кричало о похоти. Девушка шагнула к мужчине, прижалась к нему, стала опускаться вниз, целуя его грудь, живот.

– Возьми меня, бесстыжую! Любый мой! Делай, что хочешь! – иступленно шептала она.

Прокопию передалась дрожь её упругого тела. «Что творят девки без мужиков! Но я этого не хотел!» – мелькнула у него мысль, которая тут же растворилась во все поглощающем желании владеть этой безумной в своей страсти девушкой. Он подхватил Дарью под мышки, поставил её на ноги, сел на лавку так, что его лицо оказалось напротив её белых круглый грудей, и жадно впился ртом в маленький твёрдый сосок.