И я его не пожалею, потому что он заслужил наказание и похуже этого.
– У тебя тушь размазалась. – С нажимом проводит пальцем по моей скуле, смахивая остатки декоративной косметики. Расплывается в ехидной улыбке, разрывая это опасное прикосновение.
Он снова спокоен и несгибаем как огромная скала, я же просто не могу найти себе места в собственной квартире. Теряюсь и дрожу под его пристальным изучающим взглядом.
– Спасибо. Тебе пора.
Он кивает.
Совершенно невозмутимо отворачивается от меня, подходя к батарее. Двигается плавно и размеренно, пытаясь приковать мой взгляд к своему телу.
Я же, наоборот, отворачиваюсь. Не знаю, зачем ему всё это, но на контакт идти не хочу. И вообще жалею, что не оставила его мокрым у подъезда.
– Я навёл справки о твоём ресторане, Аникина. – Накидывает на плечи кипенно белую рубашку, начиная медленно застёгивать пуговицы. – И я знаю, он сейчас переживает не лучшие времена. Ты в долгах, а твой автомобиль заложен банку.
– Какого чёрта ты себе позволяешь? – Произношу с раздражением.
Прищуриваюсь, пытаясь разглядеть в его радужке ответы на все свои вопросы.
– Я лишь хочу тебе помочь. Вижу, что от твоего мужика немного пользы. – Окидывает взглядом гостиную, срывая Мишину футболку со спинки кресла. – И хочу предложить тебе сделку.
– Какую сделку, Долматов? Я уже не в том возрасте, чтобы играть в какие–то игры. – Выжидательно хмурюсь. – Ты уже знаешь, что у меня большие долги перед банком, и, кстати, у меня всего три месяца, чтобы их погасить.
Всеми силами стараюсь держать лицо, чтобы не показать Андрею панику. Знаю, что работаю в поте лица в последнее время, пытаясь хоть как–то приумножить прибыль, но ничего не выходит.
А особенно меня злит, что Долматов так быстро раскопал информацию о моих проблемах – не иначе, как подговорил кого–то покопаться в базе банковских данных.
А это вообще–то уголовно наказуемо и явно, что он подкупил кого–то из словоохотливых банковских служащих, чтобы потом надавить на меня посильнее.
– Именно поэтому я хочу предложить тебе подзаработать. Сыграть на хорошем отношении к тебе моей бабушки.
– Чего? – Кажется, он сошёл с ума.
В голове ясно встаёт какая–то картина с махинациями, и я не хочу в ней участвовать.
– Может тебе неизвестно, Вера, но я не владею контрольным пакетом акций своей компании.
Он подходит слишком близко ко мне, вторгаясь в личное пространство. Смотрит не отрываясь, пытаясь донести весь смысл сказанной фразы.
– Бабушка, конечно, любит меня, но она настаивает на моём скором браке – только так я смогу получить контрольный пакет, ясно?
Расстояние между нами сокращается, и воздух вокруг становится вязким как топкое болото. Мы оба вторглись в личное пространство друг друга, но я почему–то никак не могу выйти из него.
Тупо стою рядом с некогда любимым мужчиной, слушая его широко распахнув глаза.
– Бабуля сейчас живёт с моим отцом, за городом. В интересы фирмы они не вторгаются, но и я без их ведома ничего решить не могу, понимаешь? – Стискивает зубы, и я вижу, как нелегко ему сейчас открываться передо мной.
– А сколько же сейчас Нине Григорьевне лет? – Медленно выдыхаю.
Смотрю прямо перед собой, не находя в себе смелости поднять глаза выше.
Взгляд упирается в его шею, на которой красуется небольшая родинка. Вздрагиваю, отворачиваясь.
Слишком больно осознавать то, что я всё ещё помню каждую деталь его совершенного тела. И никак не могу выкинуть из памяти этот злополучный брак и Долматова в частности.
