– Нет. Ну, Алика! – Она не оставляет меня в покое.
Не девочка, а беда. От Хеймсон не продохнуть. Сестра лезет обниматься, душит в своих детских и в то же время крепких объятиях.
– Что плохого в том, чтобы признаться?
Она еще маленькая, наивная. Не понимает многих вещей. Ей еще не разбивали сердце. В Катрине пока пылает огонь, она верит в неземную любовь, в легкость жизни, в то, что она самая-самая любимая всеми девочка, верит в счастливый и красивый брак с единственным и на всю жизнь. В мой мир грез метко стреляет отец. Раз за разом он подбивает мои пушистые крылья, проливая на землю воодушевленную кровь.
Мне нравится тот, кто не должен нравится – это по определению закончится плохо.
– Разве ты не знаешь, как папа отзывается о Каррасах? – никто не должен нас услышать, поэтому шепчу.
Сестра впервые за весь вечер замолкает. Мой вопрос заставляет ее задуматься и оценить объективность ситуации. Какое-то время я жду ответ, но его не следует. Мы засыпаем в тишине.
***
В наушниках песня Майли Сайрус «FU». Я витаю в облаках, в такт отбивая старым кедом по безупречно-отполированном полу школы Рутгерса. Запах чистящих средств не смущает меня. Постукиваю карандашом по наброску портрета, что начала на прошлой неделе и оглядываюсь. Ни души. Пока все проводят время за ланчем, я сбежала в свой собственный мир.
Рисование с детства успокаивает меня. Джес называет это медитацией, она обожает танцевать и говорит, что испытывает нечто похожее на мои чувства (я с ней делилась своими ощущениями). Когда со мной бумага, а между пальцев зажат карандаш, целый мир перестает существовать.
Это совсем не похоже на то, когда я читаю книги. С романами все иначе: они делают меня эмоциональной. Я ругаю героев, проклинаю автора за неожиданный поворот, из-за которого влюбленные расстаются, смеюсь и плачу вместе с ними – это далеко не конечный перечень переживаемых чувств.
Создание изображений на поверхности не отвлекает. Моя голова чиста, когда грифель скользит по листу. Музыку я использую редко, хоть работа с ней и идет веселее.
Прорабатываю индивидуальные особенности черт лица, которое рисую. Человек, чей портрет с каждым штрихом проявляется на бумаге, никогда не увидит его. Это ему не надо. Для него я навсегда останусь невидимкой – четыре года убежденности в этом позавчера пошатнулись.
Одно сообщение и мой мир перевернулся как тогда, когда я поняла – Алекс Каррас мне небезразличен.
Мои ладошки потеют, стоит мыслям о парне пуститься в пляс. Улыбка ползет к вискам, в животе появляется легкость. В голове вместо тяжелых дум появляются новые создания – они всегда навещают, когда я испытываю чувство влюбленности к кому-то и чему-то – симпатичные пестрые бабочки. Я представляю их своего любимого цвета, темно-синего.
То, что сказала тем вечером Джес, осталось в позавчера. Сегодня я проснулась окрыленная. С особой жаждой жить и творить. Когда мне хорошо внутри, появляется больше сил создавать. Вдохновение кажется неиссякаемым. Идеи для чего-то нового бесконечной нитью соединяют меня разве что с космосом – магическим и плохо изведанным местом.
Я настолько погружена в процесс, что не замечаю подошедшей Гост.
– Вот ты где!
Подпрыгиваю на месте и хватаюсь скрыть рисунок, закрывая его ладошкой. Подруга теребит свою светлую воздушную косу, оглядывает помещение, хлопая голубыми глазами. Джес выглядит прекрасно, как и в любой другой день. Смотришь на нее и сразу хочется в отпуск, на пляж, под солнышко. Внешность Гост – ассоциация беззаботной жизни.
