– И с чего бы мне это делать? – Дениз не сдержала улыбку.
– Из чисто христианского милосердия, ясное дело, – не остался в долгу собеседник. – К тому же сможем обсудить мой разговор с Джозефом Беннетом... Я навещу его этим утром.
Не следовало бы ей попадаться на эту уловку, но голубые, внимательные глаза и изгиб улыбчивых губ снова, как и в тот первый раз, заворожили ее...
– Хорошо, я приду. Но, само собой, вместе с бабушкой...
– Как вам будет угодно... Дениз.
– Я, кажется, не позволяла вам называть себя просто по имени...
Адам снова подался вперед.
– А мне казалось, что это само собой разумеющееся после всего, что нас связывает...
Пусть они кратко уже обращались друг ко другу на «ты», пусть у них была первая встреча, которую не забыть, но позволять ему дерзости было бы против правил Дениз.
– Нахал, – припечатала она четко. Потом натянула поводья и, понукая жеребца пятками, сорвалась в галоп. Оглянуться страшилась: невольно видела небо, отражавшееся в голубых, как топазы, глазах, и ощущала пьянящий, дурманящий аромат мужского парфюма и кожи...
Сглотнула… и все-таки обернулась.
Ее опасное наваждение не последовало за ней...
И чего было больше от осознания этого факта: разочарования или радости – определить не взялась бы.
Через час, одетая совершенно иначе, Дениз прошла под мостом на Бувери-стрит и, подойдя к железной решетке, преграждающей путь в темные недра лондонской канализации, окликнула Григса. Почти в то же мгновенье тьма за решеткой зашевелилась, обретая очертания человека: низкорослый, щурящий будто отвыкшие от света глаза, человек-тролль отпер решетку и впустил девушку внутрь.
– Вы вовремя, хорошо, Хиллз нынче не в духе.
– Что случилось? – поинтересовалась Дениз, уже давно не пугавшаяся страшного вида своего спутника. А был тот не только согбенным и плешивым, но и хромым на правую ногу, а еще с бельмом на глазу. Шептались, чтобы сбежать из Пентонвилля, этой тюрьмы для безумцев, Григс самолично сломал себе ногу и выколол глаз... Как именно и почему он с собой это сделал, оставалось загадкой, но «подземный народец» боялся его и уважал.
– Да наткнулись на людей Байрона в нашей крипте, те рыскали там будто крысы, и Хиллз уверен, увели что-то ценное.
– Сочувствую. Вроде бы Байрон обещался прищучить своих, выходит, что обманул...
– Этот червь иначе не может, мисс, его рот что отхожее место, – с презрением процедил собеседник и смачно сплюнул в темноту под ногами.
Чуть чадящая лампа в его правой руке выхватывала из мрака несколько ярдов сырой, сочащейся влагой каменной кладки, лабиринтом уходящей под землю.
– Но эта стычка не переменила планы «хозяина»? – Дениз против воли поежилась.
Погода в этом году не задалась уже с сентября: постоянно лили дожди, дул юго-восточный, пробирающий до костей ветер. Мать постоянно жаловалась на ревматизм... И здесь, под землей, эта сырость и холод, должно быть, и вовсе делались невыносимыми. К счастью, Дениз не ощущала ни того, ни другого, но давила сама атмосфера...
– Нет, наша вылазка в силе, – успокоил ее человек-тролль. – Тэрри и Дик бредят идеей отыскать старое капище! Вы принесли карту?
– Да, карта со мной.
– Ну и славненько, мисс.
С такими словами сопровождающий замолчал и молчал все последующую дорогу до «резиденции» Метьюса Хиллза. Резиденция эта представляла собой просторную комнату, что-то вроде подземного зала, наподобие римских бань, обнаруженных недавно рабочими под Оксфорд-стрит. В углу, освещая пространство, полыхала чугунная печь... Куда из нее выходила труба, Дениз понятия не имела, главное, что внутри было сухо и даже, наверно, тепло. Иначе как семья Хиллза здесь обитала было бы непонятно...
