Многие поэты этого времени были прежде всего философами, а уж потом литераторами. И предтечей их был философ, «рыцарь-монах», мистик Владимир Соловьев.
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий —
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?
Этот «отблеск», «отклик», эту связующую нить между миром земным и высшим миром, «знак иного мира в этом мире» (Бердяев) называют символом.
Самое расхожее представление о символе заключается в том, что он понимается как иносказание, когда говорится одно, а понимается другое. Между тем символисты считали, что, если символ «расшифровывается» однозначно, это уже не символ, а скорее аллегория. «Символ только тогда истинный символ, – считал теоретик символизма Вяч. Иванов, – когда он неисчерпаем в своем значении». Он остается полнозначным образом привычной реальности, но при этом имеет еще множество значений, он многоплановый, многогранный. Но разворачивается он не сразу, а постепенно и раскрывает только ту часть, ту грань, которая важна для человека в данный момент, которая отвечает на вопрос, стоящий сейчас перед ним (поэтому настоящую поэзию можно читать много раз, и каждый раз перед нами будет новое произведение, важное именно сейчас).
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне…
Блоковская «Незнакомка» может быть прочитана как рассказ в стихах о встрече в ресторане с очаровательной женщиной – предметный план этого стихотворения ощутим и воспринимаем и помимо его символичности.
Мы открываем один смысл, самый очевидный и простой, но за ним – новая загадка. Чтобы приблизиться к ее раскрытию, нам нужно пройти определенный путь, приобрести опыт, совершить внутреннюю работу. И вот новая ступенька достигнута, но впереди еще одна, и еще… Вот почему «Незнакомка» – это и размышления о настоящей красоте и о ее судьбе в мире земной пошлости, и мечта о мирах иных – и бесконечная цепь иных значений. «Чтобы увидеть, как символ «оживает», нужно «ожить» самому». Поэтому символисты видели в читателе своего со-автора, со-творца. Поэт-символист не стремился быть понятным, ибо понимание не основано на логике. Стихотворение должно не столько передать мысли и чувства автора, сколько пробудить в читателе его собственные, помочь ему в восхождении от «реального» к «реальнейшему», к «высшей реальности».
От «реального» к «реальнейшему»
В истории человечества это случалось не раз. Какой-то народ, еще совсем недавно находившийся на взлете своих сил, еще недавно создававший «материальные и духовные ценности», вдруг забывал о духовных. Они исчезали, теряли значение, а их место занимали иные: в поздней Римской империи – необузданная роскошь и пресыщенность, в Средневековье – догматизм, в Новое время – материализм. И в такой момент должен прийти кто-то, кто, пусть даже ценой собственной жизни, разбудит, пробьет скорлупу и напомнит о том, о чем люди забыли. Это сделали неоплатоники первых веков нашей эры, титаны эпохи Возрождения, а в XIX веке – Е. П. Блаватская.
В России это же делали писатели-философы – Вл. Соловьев, Ф. М. Достоевский, Лев Толстой. А уже их наследниками стало следующее поколение – поэты и писатели Серебряного века: невзирая на эпохи, формы и стили, Слово в русской культуре всегда было главным стимулом к духовному развитию. Поэты – люди, наделенные Божьим даром слышать и чувствовать, улавливать музыку и гармонию сфер и нести ее в мир. Преувеличением было бы сказать, что все они делали это осознанно, но все их непрекращающиеся попытки дотянуться до Неба и связать его с Землей – свидетельство настоящего таланта и настоящего искусства, поиск лекарства от бездуховности.
