*****
Свадьбу сыграли громкую, вся округа гуляла так, что небу было жарко. Через год родился Иван. Любил внук и смёновского деда, но нестеровский был понятнее, ближе, роднее. К нему Ванька часто бегал в гости, хоть и не самая простая дорога была, оставался ночевать, и многое перенял от деда Лыкова. С чьей-то подачи те, и другие Смёнки с детства называли Ивана Лыко, по фамилии нестеровского деда. Мальчишка не спорил и не обижался, казалось, даже напротив – гордился прозванием. «Журавлёвых хоть пруд пруди, а Лыковы только в Нестерове», – высоко задирая подбородок, говорил Иван, наученный делать так любимым дедом.
Характером Ванька тоже походил на того дедушку. Такой же решительный до бестолковости и прямой, как свежепиленная доска. И упрямый. Если что решил про себя, не переубедить, не свернуть. Но в последнем оба его деда походили друг на друга, могли дать друг другу фору.
– Лыко! Лыко! – тряс его за рукав и кричал едва не в самое ухо Митька Зубачев, – Ещё самогоночки хлебнёшь? Я враз сбегаю. У тётки Мани можно купить сколько хочешь, только деньги давай! Они весной по недосмотру зерно подморозили, потому решили на самогон пустить, чтобы добру не пропадать. Наверное помнишь, рагой воняло, к дому не подойдёшь. А недавно дядька бате на пробу приносил самогон. За вечер так «напробовались», что пришлось растаскивать по лавкам, на полати не полезли, боялись свалятся, переломают себе руки-ноги.
Митька задорно смеялся, словно рассказывал о чём-то невероятно смешном.
– На! – Иван сунул безжалостно смятый червонец в руку друга. – Ступай! Да быстрее возвертайся, я не собираюсь всех вас дожидаться!
Лыко имел в виду брата Митьки и Павлуху Яшина, которые тоже решили быстренько смотаться в деревню, забрать что-то из одёжи, прихватить ещё провизии. Ушли, но пока так и не вернулись, где-то запропастились. Какая это, к лешему, дисциплина? Бардак! Как служить будем, когда от дома на километр отошли и разбежались кто куда.
Напрасно он переживал, скоро все собрались ровно в том месте, где расстались.
– Ну что, братцы, тють-тють хлопнем «эликсира»? – спросил по-прежнему весёлый Митька.
Кружек доставать не стали, прикладывались по очереди к высокому узкому горлышку бутыли, наполненной почти полностью мутным вонючим содержимым. Чихали, кашляли, отплевывались, пихали в рот очищенные головки лука, перемежая их с копчёной свининой и солёно-кислым домашним сыром. Хорошо сидеть, но следовало идти в волостное управление, доложиться о прибытии, ждать дальнейших указаний. Хорошо, что идти недалеко – плёвое дело! Решили ещё по глоточку – и в путь!
Здание управления стояло на берегу реки, так, что не сразу разберёшь, относится оно к Литвинову, Маркову или Малым Смёнкам. Впрочем, никто таким вопросом не задавался. Волость издавна именовалась Литвиновской, хоть ни Малые Смёнки, а тем более Марково, не уступали ему ни по числу жителей, ни по выгоде расположения. Различие одно: Литвиново и Марково прихода Богоявленской церкви села Богоявление, а Малые Смёнки в приходе Вознесенского храма села Задорье. Вот и вся разница. Шли недолго, но и за эту недолгую дорогу ещё пару раз приложились к бутыли. Самогон делал своё дело – общение стало более оживленным, выражения резкими, то и дело звучал мат.
*****
Управление оказалось закрытым на замок.
– Красная Армия отменятся! – попробовал пошутить кто-то из призывников.
