И снова пришлось окунуться в воспоминания.
Драмиэль дотошно выспрашивал все подробности. Будто вел допрос. Мне пришлось вспомнить каждую деталь, каждую мелочь. даже собственные ощущения. Но при этом ректор ловко уводил разговор от того, каким образом я сама выпуталась из лиан.
– Значит, вы их сожгли? – он пристально посмотрел мне в глаза.
Я, помедлив, кивнула.
– Она не могла их сжечь, это ложь, – встрепенулась Элегия. – Я знаю эту студентку, она с Бытового и еле-еле способна свечу зажечь!
– Но она не бытовик, – спокойно отметил ректор. – Ее отправили на Бытовой лишь потому, что не смогли определить способности. Не забывайте, она пришла к нам из Аливетской общины, и на ней сильный блок.
– Хотите сказать, она боевик? – травница окатила меня недоверчивым взглядом. – Простолюдинка?
Ну да, боевики же почти все либо аристократы, либо драконы. У них самая сильная атакующая магия.
– Нет, я хочу сказать, что в момент смертельной опасности она смогла сломать блок и воспользоваться своей истинной силой. Но сейчас блок снова в порядке, – Драмиэль тоже посмотрел на меня. – Вероятно, это был акт самозащиты.
Знал бы он, что здесь было на самом деле.
Я на всякий случай невинно похлопала ресничками.
– Хорошо, покажу наглядно, – ректор направился к дыре, из которой свисали поникшие плети.
Они все еще вяло шевелились.
Драмиэль поднял руку, остатки лиан потянулись к нему.
– Осторожно! – крикнула я.
Стало страшно за ректора.
Но он с легкостью схватил эти ростки. Послышалось шипение. Вот только он не сжигал растение. Наоборот, оно начало скручиваться и уползать от него.
– Вирунсеттия питается магией, которую понемногу тянет из воздуха и земли, – пояснил ректор, касаясь других ростков. – Иногда мы подкармливаем его своей силой. Однако если поток этой силы слишком сильный, вот как сейчас, растение гибнет. Уж вам-то это известно, магистр Бастерс.
– Что вы хотите этим сказать? – рядом со мной подобралась Элегия.
– Только то, что пострадавшие девушки должны были с легкостью уничтожить лиану, как это сделала Наталья Синичкина. Но не смогли, потому что кто-то предварительно лишил их силы, а уже потом натравил вирунсеттию.
– Это всего лишь гипотеза, – пробормотала травница не слишком уверенно.
– Тогда как вы объясните, что сейчас они лежат в лазарете? Обе с полным магическим истощением, а у одной еще и сильное проклятье на ауре?
Вопрос был не риторическим. Драмиэль пристально смотрел на Элегию, а у той взгляд забегал, словно она не знала, что на это сказать.
Хотя, думаю, знала. Просто ответ противоречил ее утверждениям, что это я виновата.
– И все равно! – нашлась она наконец. – Синичкину нельзя отпускать просто так! Это ведь ее обвинила студентка Веллас. Вы тоже слышали, как она кричала!
Да, жуткое зрелище. У меня в ушах все еще стоял этот полубезумный крик: “Смерть! смерть!”
– Да, слышал, – ректор скривился. – Но не думаю, что студентка Веллас понимала, что делает, или видела, кто находится рядом с ней.
– Все равно по правилам вы должны инициировать расследование, а не отпускать подозреваемую! Вдруг кто-то еще пострадает?
Я открыто зевнула.
Ну куда он меня отпустит? Дальше общаги все равно не уйду.
– Почему вы так настаиваете на причастности Синичкиной? – прищурился Драмиэль. – У вас к ней личные счеты?
Элегия отпрянула с таким видом, будто он предложил ей что-то непотребное.
– Потому что соблюдаю правила академии, – возмутилась она. – Только и всего!
