– Так и будешь меня игнорировать, Искорка?
Её реакция не заставляет себя ждать. Она вскидывает подбородок – этот её жест, который одновременно и раздражает, и сводит с ума. Её губы трогает лёгкая полуулыбка, а голос звучит лениво и даже слегка насмешливо:
– Я не привыкла уделять много внимания тем, кто сам не решается на шаг.
Вот это удар под дых. Она делает это специально, держит свою неприступность как оружие. Словно я для неё – просто один из тех, кто приходит и уходит, не задерживаясь в её мире. Но я-то знаю, что это не так.
Она подносит бокал к губам, делает небольшой глоток, и всё это с таким ледяным спокойствием, что я почти теряю равновесие. Почти. Её глаза, прищуренные, словно прикидывают мои слабые места, но в них горит что-то большее, что-то, что она сама пытается скрыть.
Я выпрямляюсь, бросая ей свою самую самоуверенную улыбку, и, не сводя взгляда, говорю:
– Мне нравятся твои игры, Искорка.
На последних словах я наклоняюсь, плавно забираю у неё бокал и, слегка склонив голову, добавляю:
– На сегодня хватит.
На её лице мелькает удивление, но она быстро прячет его за равнодушием. Только я-то вижу, что её зацепило.
Это только начало.
Кира
Что? Вы слышали это? Ему нравится моя игра? То есть, я ему нравлюсь? Нет, что за бред. Хотя… Чувствуете, как между нами постоянно летают искры? Этот дух соперничества, никто из нас не хочет уступать – и мне это так чертовски нравится. С ума сойти, мне ведь правда нравится этот блондин. Да, всё, я призналась. Довольны?
Все гости почти разошлись, и тут я замечаю папу, который подходит ко мне. О, нет. Я знаю этот взгляд. Он всегда так начинает, когда что-то не так. Когда мои дела катятся вниз.
– Кира, – его голос звучит твёрдо, как всегда, немного устало. – Ты, конечно, сегодня прекрасно спела, но ты помнишь наш уговор?
Я тяжело вздыхаю, пытаясь скрыть нервозность. В этот момент мне так хочется просто исчезнуть.
– Да, папа, – я говорю это как механическая фраза, которую мы с ним уже произнесли тысячу раз. Она, как старая пластинка, застряла в памяти, не давая мне ни шанса на отдых.
– Ты заканчиваешь учёбу и приходишь работать в мою фирму, – мы с ним повторяем это синхронно, будто по писаному. Ненавижу этот момент, когда слова звучат, как приговор.
– Пап, это была всего лишь песня. Ничего особенного.
Он смотрит на меня так, как всегда, его глаза – стальные, почти хладнокровные.
– Музыка тебя отвлекает, и ты это знаешь, – его голос, несмотря на усталость, не теряет своей силы. Это снова тот взгляд – не просто строгий, а такой, который проникает внутрь, ломая все барьеры. Я чувствую, как его разочарование проникает мне прямо в душу. Я просто хочу петь. Почему это так сложно понять? Почему это так тяжело для него?
– Папа, разве ты не хочешь, чтобы я была счастлива? Я ведь и так пошла учиться, как ты хотел. Почему ты не можешь понять, что музыка – это единственное, что меня радует? – Голос начинает срывать, слёзы накатили, но я держу их, как могу.
– Мы это уже обсуждали, – его слова железные, не поддаются сомнению. – Разговор закрыт. Ты будешь делать так, как я сказал. Я дал тебе всё: работу, крышу над головой, я оплатил твою учёбу.
– Я не просила тебя этого делать! Разве ты не понимаешь? – слёзы уже на самом краю. Я кричу, но уже не могу себя остановить.
– Кира, – его голос теперь холоден и твёрд, как лёд, – Разговор закрыт.
Тогда я не выдерживаю. Всё, что я до сих пор сдерживала, вырывается наружу, и я чувствую, как всё внутри меня рушится.
