– Кто там пришёл? – крикнула из кухни Зинаида Ивановна.
Её голос отменял прошедшие тридцать лет, правда, в нём появилась шершавость, но интонация, в которой смешались досада и любопытство, сохранилась. Дол побежал к ней и громко зашептал: «Прошу не орать! Ты можешь говорить вполголоса?» Она спросила, от кого он прячется, на что Дол промолчал и, ступая на длинных ногах, как по тонкому льду, вернулся из кухни. Крат едва узнавал его. Если бы у Дола имелся старший, психически нездоровый брат, так это был бы он. Дол прижал палец к усохшим губам и сделал глазами знак, дескать, готовься к худшему, к большой опасности. Он встретил товарища, как подпольщик подпольщика.
В этой комнате всё осталось по-прежнему, и всё-таки всё изменилось, а именно состарилось. Крат положил в угол узел с пожитками и сел на диван. В обивке дивана когда-то цвели яркие, обещательные цветочки; нынче их надо было отыскивать.
– Что с тобой? – Крат обернулся к другу.
– Тихо! – Дол трясся.
– Да хватит убиваться! Говори, что случилось.
– За мной следят, хотят убить, – не сразу ответил Дол, и, присев на корточки, посмотрел в окно из-за шторы, затем приподнялся и сквозь алоэ глянул на дно улицы.
Его лоб покрыла испарина. Было видно, что он страдает.
– Ты настоящий друг, раз не испугался прийти, – прошептал дрожащими губами.
– Погоди дрожать. С чего ты взял, что тебя хотят убить? – раздражался Крат.
– Тише! Почему ты сомневаешься в моих словах? – прошептал несчастный. – Ты думаешь, я спятил? Не-ет! Они хотят отомстить за Феникса.
– У тебя психоз, дружище. Ты много пережил за последние два дня: при тебе убили человека, потом следователь, камера…
– Всё не так. Они ловят момент. В камеру тоже подсадили убийцу, но я не поворачивался к нему спиной.
– Да никакого не убийцу, а простого бедолагу, пьяницу какого-нибудь, который в ларёк залез.
Дола разобрала досада. Страшный сюжет, который ясно прочитывался его зрячими нервами, почему-то не выражался в словах. Слова не могли рассказать о роковых нитях, связующих Дола с некоторыми лицами и обстоятельствами. На него отовсюду глядела угроза – это надо самому видеть, а если ты слеп, как Крат, объяснить невозможно.
Крат относил ощущение угрозы на счёт психического расстройства Дола, но об этом тоже не мог сказать убедительно.
– Ты ведь невиновен, зачем себя накручиваешь?
– Откуда я знаю, что я невиновен?! – надрывно прошептал, почти прокричал Дол.
– Разве нет? – растерялся Крат.
– Ты считаешь меня невиновным?! Беда в том, что Феникса Рубенса убил я, – Дол раздул ноздри и стиснул челюсти, отчего уподобился безумцу.
Крат всё меньше узнавал его.
– Нарочно убил? Сознательно?
– Не знаю. Пойми, стреляешь туда, куда смотришь. А я обернулся к нему. Зачем он вышел на сцену, зачем?! Тут все стали кидать хлопушки, и я нажал на курок. У меня в руках ударил выстрел. Я думал, холостой, но была отдача… и тут же он упал.
– Тебе внушили. Ты сам себе внушил.
Дол смерил его уничижительным взглядом.
– А если я тебе скажу, что нарочно убил мерзавца? Я кто, по-твоему, слизняк, не мужчина, да?
– Зачем его убивать, сам прикинь. Ведь он – всего лишь кулёк с деньгами, ничтожество, пустяк-человек.
– Ты проводишь меня? – Дол снова подкрался к подоконнику, чтобы изучить вражью улицу.
– Куда проводить?
– В психушку. Там главный врач у меня знакомый. Он выручит. Безопасное место, – быстро проговорил Дол.
Его губы стали совсем тоненькими, они, как тощие червячки, шевелились над краем подоконника.
