Театр и жизнь. Записки старой провинциальной актрисы - страница 20

А в основном плита была нужна отцу для его работы. Смекалки ему было не занимать. Лудил-паял, ведра гнул. А когда вся эта работа в ближайших деревнях закончилась, он даже придумал чугунки паять, а?! Несколько ночей думал, а потом растопил серебряные крышки от карманных часов, подаренных ему бабушкой (маминой мамой), с чем-то смешал – и вот вам пожалуйста! До него никто до этого не додумался.

Справа от плиты шла теплая каменная стеночка, через которую проходила печная труба и согревала и ее, и всю большую комнату, в которой мы жили (она называлась «летняя»). Справа же от кухни шла дверь в комнату «зимнюю», в которой жили хозяева: тетя Зина, как папа пишет, ее три сына чуть старше меня и Лариски (я помню только двоих), хозяин и мать его, которую перевезли в нашу комнату и мама, когда тетя Зина не могла, за ней ухаживала. Звали ее Ксения. К сожалению, ее хоронили в день, когда мы уезжали в Ленинград, поэтому мы не смогли вместе со всеми ее проводить. Но я ее помню и ежеутренне молюсь о ее упокоении.

Еще о Вологодской области. В нашей комнате – «зимней,» – конечно же, была и большая русская печь, а кроме того, на зиму ставили времянку – вроде «буржуйки», но сделанную из кирпичей. Очень смешное помню. В деревне все женщины носили широкие, довольно длинные (иногда до щиколотки) юбки, но ходили без штанов, в том числе и зимой. И тетя Зина, прибегая с мороза, не стесняясь подбегала к этой «буржуйке» из кирпича, открывала дверцу и, задрав юбку сзади, грела голую попу. Все смеялись, а ей хоть бы что.

В левом углу над столом был иконостас. За наше проживание у них платил председатель трудоднями.

Хозяин работал в МТС конюхом. Он и привел отца туда, и отец с двумя палочками – так он был поначалу слаб – как-то дотащился. Директор принял его приветливо. Техники в МТС было мало, да и ту нужно было привести в порядок. Кажется, там было два молодых парня – трактористы, которые тоже мало что умели. Отец сидел, а они сами подходили к нему: «Дядя Толя, а как мне то-то починить? А как это сделать?» Отец внятно объяснял – и когда неожиданно даже для них самих все получалось, они очень радовались и в благодарность угощали его пирогами, принесенными из дома.

В результате наш папочка после голода так растолстел, что «опух». После голода такое бывает. Мамочка смеялась, глядя на него. Руки у него стали пухлые, как у младенца, с «перевязочками». А он, как сам он пишет, вставал в пять утра, занимался починкой посуды для заказчиков, а к восьми в МТС на работу. А дорога трудная: где-то с полкилометра идти до Шексны, потом по ней в лодке, а самое тяжелое – это гора, на которой и была МТС (машинно-тракторная станция). По горе надо было идти меньше 500 метров, но она была достаточно крутая.

И, проработав там где-то год (наладив все), он уволился и записался в колхоз, т.к. так было больше времени исполнять заказы из дальних деревень. Плату он брал, не жалея заказчиков, и я приносила уже домой молоко ведром, а яички корзиной.

И что меня потрясало, так это человеческое… не знаю, как это и назвать. Ведь вот когда отец уходил на заработки, в доме не было ни крошки хлеба, и мамочка, надев на меня сумку из-под противогаза, с которой я ходила в школу, говорила: