Так как в сарае оставались лошадиные шарики и бараний «горох», то отец решил пустить это «добро» в ход. Выпросил у председателя две или три сотки заброшенной земли около сарая, привел ее в порядок и в 1944 году соорудил на ней огород. Картошку тогда сажали «глазками», чтобы остальная часть картошки шла в пищу. Так он вырывал лунку, клал в нее пару лошадиных шариков, а затем часть картофелинки с глазками. И получался у него из одной лунки урожай – целое ведро. Да картошка-то какая! – белая, гладкая, без изъянов, клубни огромные. Ну и баранина в доме тоже водилась. Тогда мы уже жили у тети Шуры, т.к. к тете Зине вернулся с фронта муж (как я думала): крепкий старик, которого отец называл «хозяин».
Итак! 1 сентября 1942 года я неслась в школу на своих двоих! Благодарю Тебя, Господи! Школа находилась километрах в полутора, на другом конце нашей довольно длинной деревни Андрюшино, т.е. дом, где мы жили, находился на самом краю, противоположном школе. Дорога к ней с нашего конца деревни шла через погост, но можно было бежать и напрямки по тропинке, с обоих сторон которой были поля льна. Кстати, как детей нынче посылают «на картошку», так нас тогда посылали «на лен». И у меня до сих пор руки помнят, как мы это делали. А какая красота, когда лет цвел! Боже мой! Целое голубое колышущееся море из мелких голубых цветочков. Чудо!
В школу ходили все ребята из окружающих деревень (отстоявших где-то километрах в двух друг от друга): Дриблево, Пиряево, Кресново. Здание было одноэтажное, но приподнятое, как во всех северных домах (от разлива Шексны и половодья). И действительно, пока вода от снега не сойдет, по тропинке не пробежишь. Я как-то попыталась – мне показалось, что это был еще наст, – и сразу провалилась чуть ли не до пояса. Пришлось бежать обратно домой.
Что интересно: мы – первый и четвертый класс – учились вместе в одной большой классной комнате. Слева столы и скамьи человека на четыре – это первый класс, а справа за такими же столами и скамьями – четвертый. Справа входная дверь, а спереди две доски – справа и слева. Сначала учительница объясняла материал нам, давала нам задание, а потом шла к четвероклассникам. Но об этом потом.
Итак: учительница (к сожалению, не помню ее имени-отчества) пытается понять, кто из нас что знает и умеет. Доходит очередь до меня. Я единственная из всех из Ленинграда, да еще и «выковырянная», да еще и в отличие от всех не окаю (говорю «карова», а не «корова»). Все ждут.
– Считать умеешь? – начала она с математики.
– Умею, – говорю. И начала очень-очень быстро считать: «Раз, два, три, четыре», боясь, что перебьют до срока. До ста досчитала. А учительница:
– А так умеешь? Сто, двести, триста…
Здесь мне оказалось сложнее.
– А сколько будет один плюс один?
– Два, – засмеялась я.
Потом она меня спросила:
– А читать умеешь?
Я почему-то не поняла, о чем она меня спрашивает. Учительница дала мне букварь. И так же быстро, боясь что перебьют, я принялась читать непонятное для меня, т.к. букварь я видела впервые в жизни. Что такое «Мама мыла раму» и т.п.?
На этом экзамен не закончился. О, нет!
– Стихи читаешь?
Почему-то вспомнился только один детский стишок:
Дождь стучит по крыше будки,
А из будки вышла утка.
«Утка, ты куда идешь
Без пальто и без галош?»
Утке дождик нипочем,
Утка ходит босиком,
Утка ищет лужу —
Червячка на ужин.
А хохлатка и петух
