Театр и жизнь. Записки старой провинциальной актрисы - страница 27

И еще об одном забыла написать.

Когда мы жили у тети Зины еще, отец одному мужику согнул прекрасную кастрюлю – ручки на заклепках, просто прелесть! – для того, чтобы он смастерил мне лыжи. А? И вот лыжи отец привязывает веревками к моим ногам в валенках, я выдергиваю из частокола палки, и-и-и!.. Дом был крайний со стороны Шексны, и к ней прекрасный некрутой спуск. Даже в минус 35 мороза мама укутывала меня по самые глаза и позволяла кататься. А в школе урока физкультуры не было, было военное дело.

Третий класс пролетел. За эти годы я осмелела и говорить стала как все – на «о». Обидчикам не спускала. Одного схватила за плечи крепко-крепко и била носками ботиночек по ногам, так что он взвыл. Другого – подняла над собой и грохнула об землю.

(Не хочется о мерзости писать, но хочу хоть здесь быть откровенна. Еще когда мы жили у тети Зины, трое мальчишек прижали меня в уголок: «Покажи!» Стали задирать мне подол (без штанов ведь ходили), но я как-то выскользнула. Пожаловалась отцу, и он в ярости одного из них грохнул о землю с высоты своего роста (как не убил?!).) Вот и я, следуя его примеру, сделала то же со своим обидчиком.)

И еще. В самый день нашего отъезда в Ленинград сын тети Шуры, лет шестнадцати, даже на постель завалил. И опять Господь оберег папочкиной бдительностью. Видно, аппетитная девица была. И это в одиннадцать лет? Господи!

Вот и окончилась тетрадь! О дне Победы будет в следующей! А сколько их будет всего? Помоги, Господи!

Конец первой тетради

Ну вот, наконец я добралась до дня Победы! Должна сказать, что если в Ленинграде в те страшные дни мы постоянно думали о нем, то в деревне мы жили – я жила, во всяком случае, – привычной жизнью: ежедневные заботы, газет я не читала. Конечно же, когда сняли блокаду Ленинграда, ликовала вместе со всеми. Прислушивалась к звукам самолетов, пролетавших над деревней, определяя по звуку моторов – «наш» или «немец». У немецких самолетов прерывистый такой звук был. Но все это было нашими буднями…

И вот: 9 мая 1945 года. Не помню, какой день недели был. Но утром мне надо было в школу – это точно помню. Обычно мамочка меня будила. А тут… сплю я, сплю, уже выспалась, но на всякий случай лежу с закрытыми глазами. Лежу… в доме галдеж, все о чем-то говорят, а о чем – не пойму.

На чердаке закудахтала курица.

– Ну вот, – слышу голос Шуры, старшего сына тети Шуры, – ради дня Победы и курочка яичко снесла.

Я, ничего не понимая, открыла глаза. Смотрю, возле моей раскладушки на стуле висит мое праздничное платье в горошек с пришитым белым воротничком. Мама уже умотала в мастерскую, отец тоже убежал по делам. А остальные в столовой талдычат о дне Победы. Даже Лариски нет в комнате.

Смотрю на часы – уже десять! Одеваюсь, беру сумку, с вечера приготовленную, выхожу. Все меня поздравляют, тетя Шура пихает в рот мне кусок пирога. Шурка кричит:

– Да не ходи ты в школу, сегодня в честь дня Победы можно!

Господи! Какой день Победы? – никак не укладывается у меня в голове. Бегу в школу. И только пробегая мимо сельсовета и увидев развевающийся над ним красный флаг, стала что-то подозревать.

Бегу дальше, ничего не понимая, влетаю в школу. Учительница кричит мне:

– Ну что же ты опаздываешь?

И сует мне в руки газетный лист:

– Иди, скорей учи, скоро линейка!

Дальше ничего не помню. Всё кувырком! Безумный день!