… а когда-то я встретил Риту: «встретил», конечно, не то, совсем то слово…
Я, чтобы занять тошнотворный вечер,
просматривал сайты знакомств – там-то и наткнулся на ее объявление.
Фотографии не было, но что-то меня зацепило в построении фраз анкеты…
В общем, я написал.
Мы болтали по аське с неделю, а потом встретились:
мы были ущербны, да, ущербны – две хорохорящиеся половинки,
припудренные и приукрашенные
(я, во всяком случае, купил дюжину новых свитеров и брюк – жест, скорее, «ритуальный», нежели рациональный: всё новое, просто всё новое),
половинки, отрицающие самих себя (чего же тогда ждать от других?):
сплошные зарубки на сердце!
Мы были нужны друг другу затем лишь, чтобы самоутвердиться,
доказав себе, что еще востребованны кем-то –
мы мечтали (о, да!) продраться сквозь свои же представления о реальности
и избежать собственных настроек на неудачи…
О, конечно, т о г д а мы не подозревали ни о чем таком:
нам казалось, будто это – любовь, хм…
Мы слишком часто произносили это слово, и оно затёрлось, обесценилось,
его впору было сдавать в комиссионку –
да что там сдавать! волочь волоком! –
мы же упорно чинили и латали его,
потому как остаться в одиночестве было страшнее,
и мы прикрывались, прикрывались страхом,
словно лоскутным одеялом, пребывая в каком-то странном тягучем сне, в анабиозе,
и матрица его засасывала нас все больше и больше, всё сильнее и сильнее –
казалось, морской узел, которым были связаны наши солнечные сплетения,
ожил – и, вместо того чтобы скрепить, теперь пожирает их…
Мы много путешествовали, однако
всё увиденное как-то не слишком радовало:
эмоциональный яд, которым мы заражали друг друга,
быстро разъедал то, что всё ещё называют душой.
Мы причиняли друг другу постоянную боль –
и легче от того, что она была якобы «неосознанной», не становилось:
всё это (как ни печально констатировать собственные слабости),
в конечном итоге, переродилось в так называемое бытовое пьянство –
но, что самое гнусное, нам не о чем стало говорить…
то есть вот совсем не о чем…
Нет-нет, мы никогда не строили из себя «святошей»,
однако проблема заключалась в том, что я знал свою дозу, а Рита – нет:
она, увы, не могла уже остановиться.
Так я перестал приносить домой спиртное;
Рита же надиралась, причем надиралась порой совершенно по-свински,
а сцены с битьем посуды и ночными рыданиями стали частью нашей
«тихой семейной жизни» –
