в общем, все мои уговоры, говоря казенным языком, «не возымели никакого действия».
Ее бурный роман с алкоголем прогрессировал –
в течение какой-то пары лет моя жена заметно осунулась, даже слегка потускнела,
хотя красота по-прежнему была при ней – да, при ней, только…
это была красота, если можно так выразиться,
ускоренного процесса распада, вот что ужасно:
Рита спивалась – медленно, но верно, и я ничего,
абсолютно ничего не мог с этим поделать.
То, как она лежала, скрюченная, на диване,
как просила пить, как набрасывалась на меня с обвинениями:
«Это всё из-за тебя, из-за тебя!» –
и плакала, и колотила меня по груди маленькими своими ручками…
Да что говорить! Мы жили в аду несколько лет –
до тех самых пор, пока я не подал, наконец-то, на развод, и Рита не съехала
в подмосковную свою квартирку, которую сдавала все то время, что мы жили вместе:
пить ей теперь, собственно, стало не на что – с работы ее уволили, и я страшно дергался,
сомневаясь, не подтолкнет ли ее наш разрыв к тому, что называют «краем пропасти»;
даже уход Киры оказался для меня менее болезненным –
теперь же я дико, невыносимо страдал.
Я, на самом-то деле, не хотел оставаться один.
И я остался один…
Ты слышишь, Вертер? Слышишь ли ты меня?
Мне бы хотелось, чтобы ты услышал.
