Воскресное ноябрьское утро выдалось чистым, солнечным, весёлым – словно в насмешку.
Вадим Валерьевич в этот день никуда не выходил из дома, но и в квартире не знал, куда себя деть. Он помнил, что сегодня вечером будет идти спектакль, в котором занята она, и всё порывался пойти в театр, найти её и посмотреть ей в глаза. Он бесконечное количество раз разыгрывал в своих мыслях эту воображаемую встречу с ней, с различными вариантами финала их разговора. В результате дал себе слово непременно прийти на сегодняшний спектакль, но к вечеру передумал и никуда не пошёл. Включал и выключал телевизор, ругался, кричал, швырял книги на диван и всё ходил и ходил по комнате. Словом, вёл себя так, как ведёт себя нормальный человек в состоянии сильного стресса. В шкафу стояла недопитая бутылка водки, он её допил, но облегчения это не принесло. Пить так, чтобы оглушить себя и забыться, он не умел, его организм не принимал алкоголя в количестве, достаточном для анестезии глубокой душевной раны.
Утром в понедельник Лавронов пришёл на работу совершенно разбитый, хмурый и рассеянный. Его необычное состояние отметили все, с кем он общался по долгу службы в течение дня. На вопросы о причинах своего настроения Вадим Валерьевич или не отвечал, или же пытался отшутиться, что у него, впрочем, плохо получалось. Он забывал ответ на вопрос, который только что получил, переспрашивал по нескольку раз, не сразу соображал, что от него требовалось, и в одной из накладных не там поставил подпись. К концу рабочего дня и секретарша в приёмной, и бухгалтерия, и администраторы, и завпост Хитров остались в недоумении относительно состояния здоровья директора театра.
Во вторник, после своего выходного дня, актёры в обязательном порядке должны прийти на работу, чтобы ознакомиться с возможными изменениями в расписании театра на неделю или убедиться в отсутствии этих изменений. Актёры подходят к своему рабочему часу – одиннадцати ноль-ноль. Занятые остаются на репетицию, если таковая прописана, свободные же от репетиций предоставлены сами себе и занимаются своими делами.
Когда в дверях служебного входа появилась Ольга Вешнева, вахтёр передала ей просьбу директора зайти в его кабинет.
Вешнева была немного удивлена. Сначала поднялась в гримёрку, там сняла куртку, белую вязаную шапочку, привела себя в порядок, после чего спустилась в приёмную.
– Проходите, Вадим Валерьевич ждёт вас, – сказала ей секретарша.
Вешнева прошла в кабинет и прикрыла за собой дверь.
Лавронов сидел за столом и просматривал какие-то бумаги.
– Здравствуйте, Вадим Валерьевич.
– Здравствуйте, – коротко ответил он, продолжая заниматься бумагами.
Вешнева выдержала несколько секунд.
– Вы просили меня зайти?
– Да. Я просил вас зайти. – Всё ещё не глядя на неё, он сделал жест рукой: – Присаживайтесь.
– Спасибо. – Она присела на стул.
Только теперь он поднял на неё глаза. И она не узнала его взгляда.
– Как у вас дела, Ольга Александровна?
– В каком смысле? – осторожно спросила актриса.
– В материальном, конечно.
Она слегка пожала плечами.
– Да как сказать?.. Живу потихоньку. Как все. Не могу сказать, что хорошо.
– Как все? – переспросил он.
Она отметила необычность интонации, которую взял директор с самого начала разговора. Немного растерялась и от этого не смогла ответить на вопрос – просто промолчала.
– Я хотел спросить, денег вам хватает? На жизнь?
