Пока я его переводила, все вспоминала нашу королеву Нику, которая умела нравиться «нужным» людям, независимо от того, нравятся они ей самой или нет. Она знала, как это делается, и у нее всегда получалось, будь то ребенок или взрослый, мужчина или женщина. Это ее умение вызывало во мне любопытство и даже некоторую зависть, поэтому я всегда с интересом наблюдала, как наша королева очаровывает тех, чье расположение ей зачем-нибудь нужно. Мне хотелось узнать секрет, как же ей удается так быстро завоевывать симпатии всех тех, кого она себе наметила. И через какое-то время я поняла, что она говорит всем примерно одно и то же, прямо как героиня Джерома. Действительно, если для каждого придумывать новую лесть, это же с ума можно сойти! Куда проще раз и навсегда запомнить формулу, как в математике. Хочешь очаровать писателя – хвали то, что он пишет. Художника – восхищайся его картинами. Ученого – покажи ему, что следишь за его изысканиями. В женщинах надо восхищаться их «неземной красотой и добротой», в мужчинах «надежностью и мужественностью», в детях – «ангельской внешностью и прекрасным воспитанием», а в их родителях – «способностью воспитать таких чудесных крошек». Ника говорила, что большинство людей просчитываются просто, как в математике.
Но математика никогда не казалась мне простой – правда, и интереснее от этого не становилась. Для меня в ней все было слишком сухо, обезличенно и всегда тоскливо сводилось к общему знаменателю. И я отказывалась верить, что люди примитивны и функциональны как числа. Этим соображением я поделилась с папой, когда переводила ему рассказ.
– И это про дар высшего порядка, как в двух предыдущих рассказах, – ответил папа. – В данном случае, про дар сопереживания другим, умение поставить себя на место другого человека и искренне почувствовать его боль или радость. Есть люди, начисто лишенные такого дара. Вплоть до того, что они не знают, что им надо чувствовать в определенной ситуации, как на нее реагировать и как себя вести. И они, как двоечники, подглядывают в чужую тетрадь, чтобы «списать» верные реакции. Они не умеют, не могут чувствовать, зато так часто списывают, что однажды запоминают все формулы. И тогда наука очаровывать становится для них простой: они знают, что, кому и когда сказать, чтобы получить желаемый результат. И делают это легко, потому что на самом деле внутри у них пусто, они не чувствуют ничего – ни плохого, ни хорошего.
– Вообще ничего?! – удивилась я.
– Ну почему же, – улыбнулся папа. – Они чувствуют, когда им хочется есть, пить, в туалет и быть в центре внимания. Им дано в полной мере ощущать только нужды физического или практического порядка, в остальном они поверхностны. Списали правильный ответ у отличника и пользуются им. Точно как у тебя в математике! Ты одну формулу запомнила и по ней все задачи легко решаешь. Но стоит немного изменить условия, и ты теряешься. Потому что не хочешь понять законы математики в целом и выходишь из положения, механически запоминая формулу или списывая у соседа по парте.
– Мне не дан свыше дар к математике, – выкрутилась я, потому что то, что говорил папа, было истинной правдой.
Будучи словесником, Светлана Александровна математикой с нами не занималась, но задания по учебнику за 4-й класс нам с Серегой давала и проверяла их. И быстро поняла, что я математику не просто не понимаю, я отказываюсь ее понимать.
