Тегеран-82. Война - страница 44



– Ага, волхвы не донесли тебе дар к математике! – засмеялся папа. – Но хоть русский и английский тебе нравятся, а то бы я решил, что волхвы вообще забыли тебя одарить.

Втянуть меня за уши в гармонию точных чисел было некому. Оба моих родителя сдались еще на задачках для третьеклассников, поэтому просто махнули рукой. Сереге помогал с математикой папа, а я перед встречей со Светланой Александровной списывала у него заданные ею накануне задачки и примеры. Все равно на разбор математической «домашки» наша приходящая учительница время не тратила, только сверяла решение с ответами из учебника. Зато к ее урокам русского и литературы и к папиному английскому я готовилась с искренним увлечением.

Первый сборник англоязычных писателей мы с папой прошли месяца за три, и он принес следующий. Имен большинства авторов, прочитанных тогда в Тегеране ради их «родного английского», я больше никогда в жизни не слышала. Должно быть, они не были популярны ни в Союзе, ни после него, и на русский никогда не переводились. В их рассказах нередко попадались слова, которые советский англо-русский словарь объяснить не мог вовсе или предлагал значение, никак не привязывавшееся к контексту. Тогда мне приходилось лезть в оксфордский толковый словарь, где значение английских слов объяснялось на английском же – и выбирать из кучи приведенных там вариантов перевода наиболее подходящий по смыслу. И постепенно в моем личном словарике собралась целая коллекция речевых оборотов, простейшему советскому англо-русскому словарю не подвластных. Папа называл их «чисто английскими».

А рассказы О’Генри, Оскара Уальда и Джерома К. Джерома в русском литературном варианте я прочитала намного позже, поэтому они навсегда остались для меня «чисто английскими» – в моем собственном детском переводе, со всеми сопутствующими размышлениями и вопросами к миру.


*      *      *

На военном положении наша жизнь стала еще более однообразной. Бомбежки, когда они каждый день, тоже становятся обыденностью. Зато в тот период я много, хотя и хаотично, читала и на русском, и на английском.

Задания от папы я получала каждый день, включая выходные, освобождал он меня от инглиша только по вторникам и четвергам, когда привозил к нам Светлану Александровну. Во все остальные дни я выполняла домашние задания и от папы, и от учительницы, только она проверяла их дважды в неделю, а папа – каждый вечер.

После «хамуша» («Тушите свет» – перс.) делать было абсолютно нечего. Раньше по вечерам мы могли выйти в город или хотя бы во двор, но с введением обязательной светомаскировки и комендантского часа это стало невозможным: на улицах дежурили военные патрули, а во дворе было ни зги не видно. Особой популярностью стали пользоваться фильмы в посольском клубе и библиотека. Раньше бимарестанты не слишком охотно туда ездили, а теперь наш автобус, три раза в неделю в 18.00 отходящий в посольский клуб, всегда был полон до отказа.

То ли я была излишне стеснительна, то ли библиотекарша посольского клуба чересчур активна, но мне никогда не удавалось получить там то, что я действительно хотела почитать. Даже если дома я заранее готовила список. При виде меня красивая кудрявая тетя в библиотеке всегда оживлялась и начинала настойчиво рекомендовать книжки, «очень интересные в моем возрасте». Как-то раз, когда в моем заготовленном дома списке значились бунинские «Темные аллеи» и рассказ «Легкое дыхание», библиотекарша, не дав мне и рта раскрыть, выложила на свой прилавок пухлую потрепанную книгу издательства «Детская литература» от 1974-го года с девичьим профилем на потертой малиновой обложке. Называлась она названием «Девочки, книга для вас».