С каких таких неправильных пор один из них стал мне родным? Кажется, второй глинтвейн был лишним. Главное, чтобы после него я не сболтнула лишнего… Будем надеяться, что я держала в зубах соломинку, а язык все же за зубами.
Нет, ни в букете, ни в продолжении пьяного разговора не было и не будет ничего личного, так что можно не доводить коллегинь до смерти. Смерти от любопытства. И сразу сказать правду. Скрывать-то действительно нечего. Пока нечего… А потом, если вдруг, как скрыть от вездесущих барышень шашни с женатиком? Неужели я до этого дойду?
Тяжко мне придётся. Ведь скрывать я особо не умею. Ничего. Даже легкое опьянение от отца, который слезно обещал лечь спать, скрыть не смогла. Ну хоть сумела самостоятельно вылезти из такси, в котором меня и разморило, и укачало. Женская сумка тоже подкачала — ее хозяюшка забыла, в котором из карманов лежат ключи. Потом противная связка приземлилась ровнёхонько на коврик под входной дверью. Хорошо уже не парадной, а квартирной. Да… На метро я бы не добралась. Или наоборот — успела б протрезветь, пока шла три остановки до дома. Ну, при условии, что не заснула б в вагоне.
— Пап, у меня был тяжелый день, — сказала я на прямой вопрос, почему явилась домой пьяная, чистую правду. — Рабочий день, который плавно перешёл в рабочий вечер. Неужели взрослая баба не может купить себе глинтвейн на вынос?
На вынос домой, а не на вынос мозга! Ведь ничего не наврала. Просто не договорила. Но я за день обычно так убалтываюсь, что дома неосознанно молчу. Слушаю. Но сегодня мне не нужно ни мировых новостей, ни нотаций. Вот те новость — баба четверти века от роду немного выпила! Ее просто необходимо на комсомольском собрании пропесочить! Или как оно там у них могло называться…
— Пап, ну вот не надо… Мне почти двадцать пять! Скажи честно, ты думаешь я не собираюсь искать Пашке замену?
Надеюсь, за четыре года он не забыл имя моего парня. Бывшего.
— Так ты не одна пила?
Ну вот чего мне б не промолчать!
— Одна! — Чего врать-то! — Но я надеюсь встретить мужчину, за которого захочу замуж!
— К чему это сейчас ты сказала? — проговорил отец, буравя меня взглядом, хотя это и не придало его тщедушной фигурке никакой солидности.
— Просто так… — тяжело привалилась к двери и тут же добавила довольно громко, хоть повысила голос и не специально: — К тому, что я взрослая и не должна перед тобой отчитываться за каждый чих!
— А я тебя прошу отчитываться? — удивился папа довольно искренне. — За чих? Я просто хотел напомнить взрослой дочери элементарные правила безопасности жизнедеятельности. Не ходить одной так поздно. И не пить вне дома. А ты легко нарушила оба таких простых правила за один раз.
Жаль ногой не топнул. Или топнул? Я не смотрела на тапочки. И в лицо тоже не смотрела. Пыталась понять, ровно висит на стене зеркало или рама все же малость накренилась не только у меня в глазах…
— Я взяла такси.
— Вот как?
Взгляд все ещё буравчика… Ну, можно и дальше изучать собственное отражение, радуясь, что Глеб не захотел включать камеру. Голос остался, надеюсь, красивее лица. Или в моем состоянии уже только «красивше»…
— Да так! Если я взяла переработку, то могу позволить себе маленькие женские радости. Не согласен?
— Выпивку и такси? — съехидничал отец.
— Чем богаты, тем и рады! Блин, я с работы пришла! Можно не держать меня в коридоре?! Мне завтра ещё тебе завтрак готовить!
