Читать онлайн Ольга Горышина - Телефонный принц

1. 1. Телефонный Сударь

— Мы проводим опрос на тему использования сотовой связи. Примите, пожалуйста, участие в опросе…

Это был седьмой звонок. Я родилась седьмого числа, и цифра семь — моя любимая. Шестерка никогда не была для меня счастливой, и я не переживала по поводу сорвавшегося звонка. Сейчас-то мне обязательно повезёт!

Но заминка на том конце заставила мои пальцы отбить по краю клавиатуры нетерпеливый канкан.

— Спрашивайте…

Я чуть не выдохнула в голос. Чуть не повела себя непрофессионально.

— Сколько вам полных лет?

— Тридцать… Вы позвонили в мой день рождения.

— Простите… Ой, поздравляю…

Ну вот как я сорвалась с делового тона на тон детской непосредственности?

— Так вы можете принять участие в опросе?

— Девушка, я, кажется, уже согласился. Или в нетрезвом виде нельзя отвечать на вопросы про сотовую связь?

Я проглотила ненужный ответ и вернулась к опроснику:

— В какой области, республике или крае вы живете последний год или проживаете большую часть времени?

— В Санкт-Петербурге. Это же не Ленинградская область? Или надо отвечать Северо-Запад?

Пьяному лучше не отвечать вообще, а озадачить новым вопросом по существу:

— К какому оператору принадлежит симкарта, по которой мы сейчас разговариваем?

Он отвечал нехотя или все же еле языком ворочал? Ну хотя бы про соответствие цены качеству телефонных услуг ответит вдумчиво или украдёт очередную минуту моего рабочего времени?

— Не знаю.

— Затрудняетесь ответить?

В сложившейся ситуации обычное разъяснение ответа прозвучало из моих уст почти что оскорблением или же констатацией его праздничного настроения.

Вот не нашёл ничего лучше, как в день варенья поучаствовать в соцопросе!

— Да, — выплюнул мне в ухо именинник.

Закончить на этой ноте разговор? Или предложить шкалу…

— Насколько вы согласны с высказываниями, которые я сейчас зачитаю. Для ответа используйте шкалу от одного до пяти, где один — совершенно не согласен, а пять — полностью согласен.

Он был не согласен со всем, и я понимала, что опрос провалился. Какого черта этот придурок не сменит оператора? Или телефон. Может, его модель не устраивает? Впервые седьмой респондент подвёл меня. Я ставила себе кол по школьной системе оценок: очень и очень плохо… Шла шестая минута разговора. Нужно завершить его до седьмой, чтобы не разочароваться в счастливой цифре.

— И в заключение несколько вопросов о вас лично для статистики. Какое у вас образование?

— Высшее.

— Что из перечисленного лучше всего описывает род ваших занятий в настоящее время? Работаете полный рабочий день? Работаете неполный рабочий день? Не работаю?

— Не работаю…

В небольшую паузу я не успела начать задавать следующий вопрос пьяному безработному.

— В настоящее время… — добавил он. — В настоящее время я пью за собственное здоровье и разговариваю с девушкой с офигенно сексуальным голосом. Вы в настоящее время только про мобильную связь ведёте опросы? Я бы и про другие телефонные услуги с большой радостью поговорил…

Тут и не обидишься на в стельку пьяного. Сама дура, как говорится.

— Каков ваш род занятий? — продолжила я ровным тоном, хотя сердце забыло весь профессионализм и застучало в ушах, лишь чудом не скинув с них гарнитуру. — Когда вы не празднуете свой день рождения, — добавила, чтобы именинник не вздумал повторить на запись, что он не работает. — Руководитель предприятия, организации, руководитель подразделения, специалист с высшим образованием, работник офиса, частный предприниматель, служащий без высшего образования…

— Девушка, я уже ответил, что оно у меня высшее. Можете не читать по бумажке, а по-человечески поговорить со мной? У девушки с таким голосом обязано быть доброе сердце.

— А с чего вы взяли, что я девушка?

— Ну… — Смешок. — Я ж не в том плане. Голос у вас молодой.

— Я — телефонная барышня, — сумела произнести я без смешка. — А вы?

— А я — сударь с высшим образованием, работаю в офисе. Сойдёт?

— Укажите ваше семейное положение.

— Для опроса?

Вместо ответа, я выдержала паузу.

— Женат. Для вас — свободен. В любое время. Мой телефон вы знаете, а я ваш — нет. Оставите телефончик?

— Это был последний вопрос. Благодарю вас за ответы. Всего доброго… До свидания.

— Так оно будет? Скинь номерок. Меня Глебом зовут, а тебя?

— Благодарю вас за ответы. Всего доброго. До свидания…

Фу... Вот ведь седьмой счастливый! Больше никому и звонить не хочется. Поскорее бы уже перерыв!

— Серафима, ты куришь?

Раиса Марковна протянула сигарету, и пришлось хорошо так побороться с желанием взять ее. Затянуться. Даже пусть не сильно, но получить наконец глоток… Нет, затяжку свободы, а то, елки зеленые, не жизнь, а тоска смертная… И в лице этой самой Раисы Марковны, и на том, которое глядело из пудреницы, раскрытой, чтобы поправить съеденную вместе с шоколадкой помаду. Красную… Помаду.

Шоколадка была почти чёрной. Без сахара. Как вся моя нынешняя жизнь. Не ложка дёгтя, а фунт соли. Крупной. И не розовой. Розовые сопли у меня лишь в интернете. В виртуальных интрижках, устроители которых никогда не материализуются. Не только во что-то стоящее, а вообще… Последний поклонник живёт в Барнауле и даже если когда-нибудь сумеет скопить на билет в Северную Венецию, что прикажете с ним делать в городе дождей, где крыша с папой одна на двоих? Если не считать, что у того, чьё отчество я ношу, она давно протекла.

— Нет, спасибо. Не курю… — отказалась, глотая приторный ком сожаления.

Я — сплошное какое-то «не»: матом не ругаюсь, водку не пью, с мальчиками не встречаюсь… Список можно продолжать до второго пришествия. Только стоит ли? Не встречаюсь. С мальчиками. Другой информации обо мне можно и не сообщать.

Я и не сообщала. Новой коллеге по колл-центру, с которой вышла на перекур. Технический перерыв. Глотнуть воздуха хотя бы в прямом смысле, коль уж не получилось в переносном.

В остальном я вообще не привлекалась… Ой, не привлекательна для нормального мужского полу, если он остался… Где-то на земле. Не на обетованной. Не обжитой мною и половиной моих коллег… Коллегинь! У телефонной барышни любого возраста обязан быть телефонный принц. На том и стоим. Враскорячку по жизни.

Меня ещё спросили сегодня между делом, с кем живу: с мамой, парнем, одна? Не одна, не с парнем, не с мамой…

Маме домом стала могила четыре года назад. Она как-то тихо, без предупреждения, перебралась в неё и забрала папу, оставив мне его оболочку, которая теперь только и знает, что вопрошает:

— Сима, во сколько будешь дома?

А есть ли у меня дом? Тот, в который хочется каждый вечер возвращаться? Я барышня взрослая, только из-за папиной кладбищенской жизни без кола, без двора и каких-либо перспектив изменить своё семейное положение. Папа, кажется, забыл, сколько мне лет и для чего созданы женщины. Ну, старость другим не радость… И порой безнадёга душит до глаз навыкате и остановки сердца.

Для начала безутешный папочка посадил на маминой могиле куст можжевельника. Сказал — Маша просила. Ну да, только на даче, которую пришлось в спешке продать, чтобы закрыть с родственниками долги по наследству. Долгов больше нет, как и родственников. Остались мы с папой одни.

Как вчера это было. Папа бросил горсть земли куда-то в пустоту… И, точно свечка, сгорел за три дня. Превратился в дряхлого маразматичного старика. И каждый новый день сделался для него серым и прямо-таки наказанием. Для меня в особенности. За прегрешения, которых не было и с таким тотальным контролем никогда и не будет. Если папа иногда и выходит из дома, то все дороги, которые отходят от подъезда нашего дома, приводят его обязательно на кладбище.

— Сима, ну что ты сегодня так поздно?

А потом говорит: мол, передал от тебя привет маме. А ведь действительно передавал его каждый раз. Сама видела, как говорит с ней. О всяких глупостях. Дома, кстати, тоже. С фотографиями… Скажет что-то и молчит, будто ждёт от женщины, буравящей его взглядом из темной рамки, ответа. Потом повернётся ко мне и выдаст:

— А это хорошо, что Маша молчит, а то выбранила бы нас…

А я все жду, когда же он сам замолчит. И образумится. Начнёт молча попирать у ее могилы талый снег. В марте. Только в день ее рождения. Маме есть, за что его ругать? За то, что не даёт взрослой дочери стать по-настоящему взрослой, а не только ходить на работу, в магазин, убирать квартиру и окончательно и бесповоротно забыть все мечты о нормальном, не телефонном принце.

— Теперь даже как-то охотнее делюсь с Машей нашими новостями, — сказал папа как-то за ужином, заставив меня реально за него испугаться. — Только бы эта связь не прервалась…

Но даже телефонная связь порой прерывается. Как раньше в их молодости, длинными гудками на линии. А я четвёртый год не могу до него достучаться — все короткие гудки, как стук пальцев по полировке стола-секретера, за которым он зачем-то сидит целыми днями. Никак не может отпустить боль. У них с мамой большая разница в возрасте, пятнадцать лет. Не он должен был ее хоронить…

Вечереет. Спи. До новой встречи.
Я домой. Вдруг дочка позвонит.

Так и говорит ей. И не дай бог я не позвоню. Не скажу, что вышла с работы, вышла из метро, вышла из маршрутки… Как из себя я ещё не вышла, не знаю. Наверное, так и не пришла в себя от сознания, что моя мнимая свобода взрослой жизни закончилась, так и не успев начаться.

— Ну что? Будешь звонить? — спросила вдруг Раиса Марковна.

— Кому? Папе? — вздрогнула я.

— Своему телефонному принцу! — рассмеялась она мне в лицо.

Вот ведь подруженьки! Сдали меня с потрохами постороннему пока что человеку!

— До свидания… — так я закончила разговор с очередным "телефонным принцем".

Какой же неправильный язык, на котором мы все пытаемся с таким трудом общаться. Какое свидание? Слова утратили изначальный смысл. Возможно, поэтому и существование многих людей утратило какой-либо смысл…

Вот ради чего я просыпаюсь? Чтобы проводить эти дебильные опросы, что ли? Мне двадцать пять! Скоро… Неужели я настолько дебилка, что не в состоянии устроиться на нормальную работу и привести в порядок личную жизнь? Чего я жду? Чтобы похоронить отца? Но до той самой поры сама стану уже высушенной мумией, с которой будет сыпаться штукатурка. И это неправильно… Ждать и желать смерти последнему родному человеку… И ещё неправильно одеваться и краситься каждый день, точно на свидание… С работой.

Идиотская мысль, что если у меня действительно будет свидание, вездесущий папочка об этом не догадается. Хотя теперь он не замечает яркости моего макияжа. Это в школе устраивал выволочку за яркие глаза и ногти… Ну что… Вдруг сексуальный голос — его наследственность?

Сама не понимаю, зачем так ярко крашу губы. Я же не использую их по назначению, как и голос… Вижу же в зеркале, что выгляжу ужасной губошлепкой. Вот другим русым красные губы идут, а от меня сбежать хочется. Но ведь упорствую против здравого смысла. Будем считать, что жалко выкинутых на помаду денег. Их я считаю. И пока удачно. Есть, что есть и во что одеться без кредитов. Но и работаю полную смену без выходных, чтобы меньше бывать дома.

— Чего улыбаешься? — спросила Настюха, когда я обернулась к ее столу.

— Да вот думаю, перезвонить или нет…

Иногда абоненту на том конце действительно очень нравится голос девушки, которая проводит интервью. Абонент, если не дурак, понимает, что всё идёт в записи и, не требуя согласия со стороны оператора, говорит просто: девушка, мне нравится ваш голос, позвоните мне после работы. И тогда оператор записывает номер абонента и звонит ему уже со своего телефона.