Мананка сдержанная и грустная, как всегда. Но она очень, очень хорошая и добрая девочка, мы с детства дружим.
Узкий, тёмный коридор заканчивается плотно закрытой белой кухонной дверью со стеклянными окошками. У газовой плиты стоит похожая на подростка худенькая девочка в чёрной юбке до пола и бесформенном жакете. Она перемешивает в чугунной сковороде зёрна кофе, и те потрескивают.
– А ты мешала, чтоб не пригорело? Молодец! – Манана поправляет широкий ободок на волосах и забирает у подруги ложку. Та возвращается к столу и присаживается на стул.
– Чего у вас так сигаретами воняет? – Теперь я сквозь дымовую завесу чувствую явный сигаретный запах. Я не дразнюсь, мне правда интересно, что происходит и не пойму, почему у них в марте нараспашку открыто кухонное окно, а клубы дыма стелются до пола?
– Воняет сигаретами? Правда? – Манана переглядывается с подружками, – это мы покурили одну сигарету на троих. Вот кофе с чесноком жарим, чтоб запах убрать. Ты же знаешь, меня отец убьёт, если узнает, что я курю.
– Если твой папа опять придёт пьяный, он не унюхает, не переживай, – пытаюсь я шутить, но выходит не смешно.
– Да… … и это правда… Давай, я тебя с подругами познакомлю. Это Лела, – она показывает на девочку в бесформенном жакете, а это, – Манана показывает вглубь кухни, – это Натия. Мы вместе ходим в Университет. Шен сад гамоипрантже? (Ты куда нарядилась? груз.), – Девчонки с интересом рассматривают меня.
– Я?! Ха-ха! А мы всей семьёй на «свадьбу» идём!
– Дорогая, какая свадьба в середине недели?!
– Понятно какая! Греческая!
Девчонки тоже улыбаются.
– Ты что-то хотела у меня одолжить? Не стесняйся, говори, мы очень близкие, – Манана оборачивается к подружкам.
– Нет… не одолжить. Я хотела попросить меня накрасить… ты так красиво умеешь.
– Лела тебя накрасит. Лела, накрасишь её?
– Почему нет? – Лела залезает к себе в сумку и достаёт помаду, тушь, румяна. Да у неё с собой целый арсенал!
– Мано, я бы тебя с собой взяла, но сегодня нельзя… – я иногда приглашала с собой Мананку на дни рожденья одноклассников, и ей очень нравилась наша русскоязычная компания.
– Нет, спасибо. Я всё равно сегодня не могу. Мы сейчас уходим, поедем к Дому Правительства. Там наши друзья из Университета объявили голодовку. Надо их поддержать.
– Постой, мне деда сказал, что там опасно и запретил туда ходить! – Они с ума сошли, что ли?! Деда же сказал – нельзя.
– Тебе и незачем туда ходить, – Лела красит меня и говорит почти в самое ухо, – там ничего страшного нет. Говорю же, наши сокурсники бастуют. С грузинского факультета.
Манана откладывает сковородку с огня, выключает газовую конфорку и достаёт из шкафа четыре малюсенькие чашки и кофемолку.
– Всё готово! – Лела рассматривает моё лицо, как Пиросмани своё полотно, явно любуясь результатом.
Смотрюсь в маленькое зеркальце. В самом деле – замечательно. Прямо я и вовсе не я. Огромные, томные глаза, широкий разлёт бровей. Так я прямо во всеоружии.
– Девчонки, спасибо, ну я пошла? Рада была познакомиться.
– А кофе? – Мананка кивает на четвёртую чашечку с белыми ромашками на блюдце.
– Не-не, подруга, в следующий раз. Тороплюсь, понимаешь?
– Понимаю, – она ставит чашку обратно в кухонный шкаф, – извини, не провожаю.
– Да ладно тебе.
Я плотно прикрываю за собой кухонную дверь, но скрип кофемолки слышу. Слышу и голоса, замедляю шаг, не торопясь уходить. Подслушивание не входит в мою привычку, но ведь я не подслушиваю, это войдёт в категорию «случайно услышанный» разговор.
