Сделать кого-то богом не так уж и просто. Согласно общему правилу, силу можно перераспределять, а значит, теоретически любой бог может создать нового бога, но менее могущественного, чем он сам. Однако для этого требуется пожертвовать частью своей божественности – того, что делает тебя самим собой, поэтому не многие смертные удостаиваются такого дара. Обычно мы создаем только младших богов и богинь. Именно так я и поступил с Парфенос и Гемифеей: стандартный пакет, включающий бессмертие и еще кое-какие примочки. (Правда, я добавил еще и расширенную гарантию, ведь я щедрая душа.)
Сияя от счастья, Парфенос и Гемифея подлетели ко мне.
– Спасибо, владыка Аполлон! – сказала Парфенос. – Тебя послала госпожа Артемида?
Улыбка моя потускнела:
– Артемида?
– Наверняка она! – воскликнула Гемифея. – Падая, я взмолилась: «Помоги нам, Артемида!»
– Нет, – возразил я. – Ты крикнула: «Помоги нам, Аполлон!»
Девушки переглянулись.
– Э-э… нет, владыка, – проговорила Гемифея.
Я был уверен, что слышал свое имя. Оглядываясь назад, я засомневался, слышал ли я это на самом деле или просто предположил, что девушка звала меня. И вот ты превратил двух девушек в бессмертных богинь, а они говорят, что молились вовсе не тебе… Неловкая ситуация!
– Но это и не важно! – прощебетала Гемифея. – Мы у тебя в неоплатном долгу, и теперь мы можем следовать за стремлением своего сердца!
Я рассчитывал, что она скажет «Вечно служить Аполлону и приносить ему теплые полотенца с ароматом лимона перед каждой трапезой!».
Но Парфенос произнесла:
– Да, мы станем Охотницами Артемиды! Благодарю тебя, Аполлон!
Воспользовавшись своей новой божественной силой, они тут же испарились, а я остался один-одинешенек перед толпой разъяренных орущих наксосиан, грозящих морю кулаками.
И знаете, что хуже всего? Не прошло и недели, как их сестра Рео бросила меня!
Столетия спустя я пару раз видел Гемифею и Парфенос в свите Артемиды. Мы старались избегать друг друга. Превратив их в богинь, я поступил великодушно, но писать об этом песни мне совсем не хотелось.
Видение изменилось, образы плавно перемешались, словно блики света, проникавшего на Станцию через окно-розетку.
Я оказался в просторной квартире, отделанной золотом и белым мрамором. За стеклянными стенами и террасой раскинулся Манхэттен: глубокие ущелья между скалами небоскребов, залитые полуденным солнцем.
Место было мне знакомо. Каждое мое видение, каким бы оно ни было, заканчивалось этой кошмарной сценой.
На золоченой кушетке возлежал император Нерон во всем своем жутком великолепии. На нем был лиловый костюм, нежно-голубая рубашка и остроносые ботинки из крокодильей кожи. На брюхо себе он поставил блюдо клубники и отправлял ягоды в рот одну за другой, оттопырив мизинец, чтобы лучше было видно украшающее его кольцо с бриллиантом в сто карат.
– Мэг, – он печально покачал головой. – Дорогая Мэг! Что же ты не радуешься? Это твой шанс искупить свою вину, моя дорогая. Ты ведь меня не разочаруешь?
Голос его был мягким и нежным, будто густой снег, который заваливает все кругом, обрывает линии электропередачи, обрушает крыши, обрекая на гибель целые семьи.
Стоящая перед императором Мэг Маккаффри своим видом напоминала увядшее растение. Волосы, подстриженные в стиле «паж», безжизненно висели у ее лица, плечи под зеленым платьем поникли, коленки, обтянутые желтыми легинсами, подогнулись, она равнодушно пинала мраморный пол ногой в красном высоком кеде. Мэг опустила лицо, но я заметил, что ее очки «кошачий глаз» были по-прежнему разбиты, как и в нашу последнюю встречу, а стразы в их уголках заклеены скотчем.
