Она не испугалась, не отвернулась. Лишь поморщилась когда тяжесть его тела придавила к влажной траве и мужское копьё, до этого скрытое складками кожи, вошло во влажные глубины пульсирующего лона, наполняя, заполняя матку до предела. Большой и сильный. Первый и последний.
Стройные ноги обвились вокруг мужских бёдер, плавно переходящих в трёхметровый чешуйчатый хвост.
– Глупышка… Почему ты не сказала… что невинна?
– Я думала, ты знаешь. – Лёгкий румянец коснулся щёк девушки.
– Не знал… Я бы не был… так груб… – бархатный шёпот потонул в сладком поцелуе.
– Ты не был грубым, мой Змей.
Это её он найдёт спустя время в грязной подворотне, изнасилованную и с перерезанным горлом. Найдёт случайно, возвращаясь со взрослыми сыновьями от первой жены из гостей, по запаху крови и затихающему пульсу того, кого она носила под сердцем. Она была на седьмом месяце беременности.
Как во сне Змей разрезал острым ножом кожу на животе девушки и вытащил наружу яйцо с прозрачной скорлупой, сквозь которую был виден зародыш ребёнка-нага. Старший из отпрысков снял с плеч плащ и закутал в него будущего брата или сестру. Змею – сыну не нужно было говорить, что делать дальше. Кивнув отцу, он быстрым шагом покинул подворотню, унося яйцо в безопасное, а главное тёплое место.
Младший остался со Змеем ждать приезда полиции.
Память услужливо подлила масла в огонь бушующих чувств змеиного царя: предыдущая жена, змея по крови, тоже умерла. Но умерла, давая жизнь их второму сыну, который сейчас сидел рядом и обнимал отца за плечи.
Правду о Змее не знал никто. Разве что Грай. И то только потому, что совал свой нос куда не следует. Пусть лучше считают его, нелюдя последней тварью и мразью да и вообще скользким типом.
Когда Грая обрядили в смирительную рубашку и запрятали в каменные стены больницы Змей не на шутку испугался. Не за себя, но за своих детей и свой народ. И поступившись своими принципами первый и последний раз пришёл к нему.
– Если ты расскажешь хоть одной душе… умрёшь… Мучительно… и долго.
Змеиные глаза вспыхнули в свете тусклых ламп. Грай понял и запомнил угрозу нага.
***
Амулет на шее Гадеса помнил те времена, когда города как такового ещё не существовало и на месте каменного гиганта простирались топи да болота со всевозможными тварями и гадами ползучими и летающими. Местность от вторжения посторонних с трёх сторон защищал древний могучий лес, чьи ветви-лапы тянулись до небес, защищая живущих в нём от солнечного света. Змеи без страха грелись на поросших мхом камнях, подставляя под горячие лучи холодные спины и бока. Запахи гниющей воды и травы их нисколько не беспокоили. Со временем ко всему привыкаешь.
Да, привыкнуть можно ко всему. Но не к людям. Когда человеческие руки начали разжигать по ночам костры, змеи не паниковали. Мало ли на свете глупцов, желающих раньше времени расстаться с жизнью? Топям и болотам без разницы, чьё тело затягивать в свои мокрые вязкие объятия. Тварям, прячущимся в трясинах, всё одно, будь это тушка животного или заблудившегося путника. Мясо остаётся мясом и под одеждой, и под толстой шкурой. Воды затянут, воды обнимут и даруют покой.
Змеи не волновались и тогда, когда люди брали в руки топоры и пилы и освобождали место для своих непрочных домиков. Негостеприимная земля, тлетворные запахи, комары и прочая мошкара сделают свою неблагодарную работу и прогонят незваных гостей восвояси. Там, где обитают змеи, людям не место. Каждому Создатель отвёл свою зону обитания. Не нужно претендовать на чужое.
