Тёмный лабиринт - страница 22

– А что потом?

– Потом, если хочешь всё забыть – можешь выпить воды из Леты. – Опасаясь следующего вопроса, он пояснил.– Одна из четырёх рек загробного мира. Её воды светятся и похожи на жидкое золото. Это единственный шанс, потому, что когда Харон перевезёт душу через сумрачный Стикс, вернуться на берега Леты она уже не сможет.

– О-о-о… а потом?

– Зависит от того, как ты вёл себя при жизни. Праведных ждет тихая жизнь в домах, увитых виноградными лозами, прогулки по зелёным долинам и кипарисовым лесам, грешников же сбрасывают в Тартар. Тартара боятся даже боги.

– А чего им бояться, они же бессмертные.

– Ну не совсем. Великий Пан, величайший бог древнего мира, покровитель природы, например, умер.

– Откуда известно?

– Так говорит Плутарх.

– Ваш знакомый?

– Гм, нет. Это древнегреческий философ. Он уже умер.

– А, жалко. А чего это Пан умер?

– Возможно, потому, что в него перестали верить. И сейчас он, свободный и спокойный, прогуливается по цветущим полям вместе с душами тех, кто помнит его величие.

– Всё равно, асфодели не заменят кофе с французскими булочками на завтрак. Мне не нравится такой загробный мир, – пробурчала Кэти.

– А какой загробный мир ты бы хотела?

– Я бы вообще хотела жить вечно.

– Правда?

Странный тон его голоса удивил Кэти, заставив обернуться. Мужчина снял маску.

– Я Генрих Рэйберн.

– Вы тот, кто отдал мне медвежонка. Ночью, в парке. Двенадцать лет назад.

Он совершенно не изменился, даже благородной седины на висках к изрядному разочарованию Кэти не появилось.

– Хочешь подняться на крепостную стену? Оттуда весь замок виден, как на ладони, к тому же прекрасный вид на вересковые пустоши.

– Конечно!

Генрих вновь зачем-то надел маску, и они стали подниматься по узкой, вырубленной в стене лесенке. По-видимому, последний раз ею пользовались лет этак сто назад – ступени поросли мхом, сорными травами, местами сильно обветшали и покрылись трещинами. Дважды Кэти поскользнулась на коварном мху, влажном от ночной росы, но твёрдая рука её спутника не дала ей сорваться вниз. Несколько минут спустя они стояли на гребне крепостной стены. Ночной ветер, одновременно свежий и тёплый, омывал лицо и нескромно играл складками платья Кэти, наполняя всё её существо волнением и радостью. Его порывы были такими сильными, что она инстинктивно старалась держаться поближе к стоящему рядом мужчине.

– Взгляни, – голос звучал из-под маски глуховато, и недаром – ведь костюм смерти был популярен во времена многодневных венецианских карнавалов среди тех, кто желал оставаться инкогнито. Своеобразная конструкция маски создавала резонанс, меняя голос до неузнаваемости. – Похоже на дыхание моря.

С минуту вглядываясь в бескрайний океан вересковых пустошей, Кэти поняла, что он имел ввиду. Ветер то стихал, то набирал силу, скользя по сиреневой глади вереска, отчего по ней прокатывались волны, на гребнях которых мерцал отражённый лунный свет. Вздымаясь и опадая, эти волны плыли к исчезавшему в ночной тьме горизонту, бесшумно, как тени. До сих пор всё, что знала Кэти о вереске – это что из его корня делают лучшие в мире курительные трубки и ещё варят неплохой эль, по крайней мере, таково было мнение её отца. Теперь же на ум приходили гораздо менее прозаические вещи – вспоминались сказки няньки-валлийки о призрачных рыцарях, осуждённых вечно бродить по таким вот пустошам в поисках (разумеется, безнадёжных) упокоения, демонах, устраивавших ночную охоту на души грешников. Отчего-то Кэти посетила нечестивая мысль о том, что должно быть приятно скакать по такому вот сиреневому цветущему полю на большом, и конечно, чёрном как ночь коне, преследуя душу какого-нибудь (разумеется симпатичного) грешника… Зажмурившись, она помотала головой. Однако, что он там говорит?