Tempus - страница 9

– Уберите вашего цыгана! – умоляла миссис Колтер, вталкивая мальчонку обратно в комнату семьи Никсон. Женщина жила одна над ними (это была редкость), а потому дети часто пугали ее под дверью или устраивали проделки днем.

– Да чтоб тебя! – орал иногда мистер Никсон, замахиваясь на Мэтью кулаком, когда тот умыкал последние остатки алкоголя, чтобы показать фокус компании, но тот неизменно ускользал, получая лишь очередной подзатыльник от миссис Никсон. Иногда мальчику казалось, что у него вся голова состоит из шишек, набитых ее тяжелой рукой.

Время в трущобах (а ведь это были еще не самые трущобы – дети Никсонов водили его в самые ужасные места, кажется, намереваясь там оставить, но он неизменно следовал за ними обратно) текло невероятно быстро. Мэтью воровал газеты в квартале получше, где читал новости – уже скоро он стал расценивать свою жизнь, как невероятное приключение или компьютерную игру: он словно бы застрял между страницами истории. Он немного потерял ощущение реальности и чувствовал вседозволенность. Так продолжалось до тех пор, пока бродяги у пивной не поколотили его так, что он еле унес ноги. Тогда он осознал, что точек сохранения в этом мире нет, и никто не даст ему начать сначала.

Это не означало, что он не искал выход. Когда он вырос из кроссовок («Удивительная вещь!» – воскликнул однажды сапожник на углу, увидев мальчика в них), у него при себе осталась только одна вещь, тем или иным образом напоминавшая о будущем и говорившая, что это не он сам себе придумал жизнь в XXI веке – подвеска в виде змеи, кусающей свой хвост. Это был какой-то известный символ, он это знал и вскоре расспросил о его значении всех людей вокруг (как только смог формировать свои мысли более-менее ясно). Естественно, бедняки понятия не имели ни о каких символах, да и змей не очень любили. Они говорили, что в Библии змей – это искуситель, подлое создание. Матвей в Бога не слишком верил (вообще, тяжело верить в Бога, если ты родился в XXI веке), но в этом мире большая часть людей была очень набожной. Когда он попытался подвергнуть сомнению существование Бога, то участь его была намного горше Ницше – ему отвесили такую затрещину, что отбили всю охоту вести философские рассуждения о теологии. Не говорил он и о том, что он из будущего. Хотя поначалу мальчик честно пытался объяснить всем готовым его слушать, что он – пришелец из будущего, на него сначала смотрели снисходительно, затем как на сумасшедшего, а под конец – с легким испугом. Поскольку в то время еще была зима, он предпочел заткнуться и не продолжать эти беседы, поскольку иначе вести их ему пришлось бы с крысами на улице. Мэтью понимал, что крысы благодарными слушателями не будут. А малым он был сообразительным, поэтому взрослым докучать перестал, решив помалкивать, и легенда о том, как он оказался у Никсонов, как это всегда бывает с любой историей, сформировалась сама собой у каждого по отдельности. Но все сходились в одном – приемыш был хоть и болтливым, но забавным и безвредным. Хотя бы и цыганом. Дети его рассказы воспринимали как сказки, поэтому взрослые махнули рукой и забыли об этом.

Самое большое омерзение в Англии у Мэтью вызывали жуткая антисанитария и отсутствие каких-либо элементарных удобств, к которым привык каждый житель XXI века. Ходить грязным ему тоже претило, но, когда он увидел, что за водой надо отстоять у колонки в очереди на морозе, потом дотащить ведра на своем горбе домой, а затем эта вода еще непременно кому-то понадобится из домашних – на стирку, готовку или просто попить, стремление мальчика мыться каждый день изрядно поутихло. Он и дома-то не слишком любил залезать в душ, как все мальчишки, а тут и подавно – очень скоро он оброс такой же грязью, как и остальные дети, и стал от них неотличим. Только его странные манеры, акцент и смешные предложения, которые он строил без знания английской грамматики, выдавали в нем чужака, но его выдумки и игры, которые он изобретал (хотя попросту «заимствовал» из своего времени), очень скоро расположили к нему всех детей в округе.