Находившиеся в зале первые люди королевства недовольно зароптали вполголоса, усаживаясь на места и делая вид, что не видят и не слышат наглеца, которого невесть зачем держат при дворе. Вдруг один из банкиров, чьи пухлые губы лоснились, как переспелые вишни, а похожие на сосиски пальцы были сплошь унизаны перстнями, посмотрев на трон, потребовал:
– Либо проваливай отсюда, шут, либо развлекай нас!
– Ах, ну, разумеется, я выбираю второе! Ведь это моя работа – развлекать это благородное, изысканное общество! Пожалуй, я вам спою! – вскакивая с трона, произнес шут.
«Изысканное общество» старательно отводило глаза, делая вид, что их вовсе не интересуют кривляния наглеца, однако, нет-нет, да и поглядывали, что он там еще придумал? А шут, «подыгрывая» себе на воображаемой лире, запел:
Бывал наш мир един для всех,
Но много зим с тех пор минуло,
Теперь лишь шут подарит смех,
Чтоб горе вас не захлестнуло.
В следующий момент он уже перебежал на другую сторону зала, где гордо восседали лорды, и уже в другой манере продолжил:
Король с ума сошел давненько,
И в королевстве полный хаос —
Теперь убийства тут частенько:
Будь счастлив, просто просыпаясь.
Он исполнил этот куплет, глядя на стоявшего в оковах Вэйланда и тут же устремился к толстогубому банкиру, который с ним заговорил, и, заглядывая в его глаза снизу вверх, еле слышно и почти с угрозой пропел:
Вы все здесь любите смеяться,
Особенно других дразнить,
Пора за это извиняться,
Ведь всех вас скоро хоронить.
Богатей громко возмутился:
– Да как ты смеешь, жалкий шут! Да я тебе на кол посажу посреди столицы за твои нелепые угрозы!
Однако его тут же прервал молодой звучный голос, в котором слышался металл:
– Полно вам бесноваться, сир Бэйлор! Вы находитесь в присутствии короля.
Эти слова принадлежали молодому человеку, стоявшему у трона, на котором уже сидел седовласый мужчина с короной на голове и полуприкрытыми веками. Кожа его была мучнисто-белой, какой она часто бывает у затворников, годами не выходящих на свежий воздух. Иссохшее раньше срока, некогда крепкое тело было закутано в мантию сине-зеленого цвета – цвета королевства, под ней, ближе к шее, проглядывала камиза, а ноги были босыми. Весь его довольно неряшливый внешний вид говорил о том, что совсем недавно он лежал в постели. Он и сейчас был далек от всего этого высокого собрания и молча смотрел куда-то поверх правого плеча Вэйланда.
Присутствующие повскакали со своих мест, выражая уважение королю, но тот не обратил на это никакого внимания.
– Прошу меня простить, ваше высочество, – проговорил банкир, обращаясь к юноше, – я не заметил, как вы вошли с его величеством. – Он склонил голову в знак почтения.
Шут приблизился к трону и встал рядом с королем, широко улыбаясь.
– Здравствуй, Вэйланд, давно мы с тобой не беседовали, – произнес принц Гэйлон, старший брат Генгрэда.
– Мне очень жаль, что долгожданная беседа с вами, ваше высочество, проходит в таких м-м-м… стесненных обстоятельствах. Во всяком случае, для меня, – учтиво склонив голову, произнес паж.
– Знаешь, Вэйланд, мне всегда импонировало, как в тебе удивительным образом сочетаются манеры аристократа, наглость грабителя и жесткость законника, – все так же спокойно и ровно произносил старший сын короля.
– Да о каких, ради богини-покровительницы, манерах вы говорите, ваше высочество?! Он убийца, весь в своего отца! От союза преступника и шлюхи могло родиться только такое недоразумение! Он убил моего сына, отдайте его мне, и я сам буду его судить! – кричал один из банкиров, все это время не сводивший ненавидящего взгляда с Вэйланда.
