Тень ведьмы - страница 2

Она прошла вглубь квартиры – в кабинет, где почти не бывала в дневное время. Здесь окна были занавешены тяжёлой тканью, воздух пах старой бумагой, ладаном и чем-то еле уловимым, как старые страницы, впитавшие чужие тайны.

Комната была светлая днём и почти чернильная вечером, особенно когда она не включала свет. Стол стоял прямо напротив окна, спиной к нему. По обеим боковым стенам – книги, тома на латыни, кириллице, французском, немецком и других языках. Некоторые из них стоили состояния. Некоторые – вообще не имели цены.

Алтарь был справа от двери, у дальней стены – не кричащий, не показной. Ни викканских кругов, ни славянских идолов в лоб. Всё вперемешку, как если бы магию собирали из осколков. Угол, где времени не было.

Мила включила торшер, села на своё кресло с высокой спинкой, включила ноутбук. Экран мягко вспыхнул, заливая комнату теплым светом. Первые уведомления всплывали, словно рыбы со дна старого, глубокого озера.

Сообщения. Кто-то предлагал купить дом в Сочи. Кто-то – дачу под Питером. Её агенты знали, что она не звонит – только читает. Её активы росли сами, и недвижимость множилась, как клетки у бессмертного существа. У неё были дома в Калининграде, Казани, Вологде… Но ни одного – в Новгороде. Это было её единственное табу.

Дом, в котором она родилась, давно сравняли с землёй. А с землёй той она и говорить не хотела. И все же иногда – особенно осенью – ей снились белые берёзы, чёрная вода и девочка, бегущая по краю леса.

Письма.«Бабушка умерла, вы ее знали.»«Ушёл Михаил, тот самый, с пирсингом и веснушками, помните?»«Алексей перед смертью снова рисовал лес – и вдруг вспомнил вас.»

Они писали всегда. Те, кому она помогла, кого учила, кого лечила – и их дети, и внуки, и даже те, кто знал о ней лишь из сказок в семье. Письма приходили редко, нескладно, иногда с опозданием в десятки лет.Она не всегда помнила имена. Не от равнодушия – память даже у тех, кто живет столетиями, имеет предел. Не всё удержишь. Не всех.

Но каждое письмо – это было прикосновение. Тонкое, прозрачное, как паутина на рассвете. Оно говорило: ты была. Ты – есть. Ты жила, когда они еще не родились. И будешь жить, когда их уже не станет.

Она кивнула – сама себе, прошлому – и закрыла ноутбук.

Ритуал. Неотменяемый.Она встала и, проходя мимо гостиной, на секунду замедлилась. На стенах – фотографии. Люди из разных эпох, городов, судеб. Старинные черно-белые портреты и глянцевые цифровые снимки. Мужчины и женщины, дети и старики. Все они – те, кто был рядом. Те, кто помогал ей, или кому помогала она.

Мила зашла в кухню, достала из буфета керамическую кружку, заварила чай с липой и медом. Простая привычка, но неуловимо важная. Она вернулась в гостиную, устроилась в кресле у камина с книгой, но не смогла читать. Мысли ускользали. Их занимал он.

Илья.

Он был странный. Не просто умный, не просто остроумный. В нём было что-то… резкое. Необработанное. Он не боялся, как остальные, не стремился понравиться. Он смотрел в глаза – в том числе ей. И видел, возможно, больше, чем следовало.

Но не в этом было дело. Она знала это чувство. Оно всегда было одним и тем же. Такими не рождаются часто. Иногда раз в сто лет.

Она искала их. Не для любви. Для выхода.

Весь мир за окном жил обычной жизнью. А внутри её квартиры, в старом доме со скрипучим паркетом, резной лепниной и фотографиями ушедших эпох, вечность ждала. Тихо, терпеливо, как всегда.